Сказки города

– М-м-м? – промычала Морган. Ее челюсти в этот момент как раз боролись с очередной ириской.

– Ты настоящая. – сказала Танюха. – Не в смысле – настоящая подруга, или, там, настоящий человек. Просто ты не стараешься казаться. Я вот – я всегда стараюсь казаться заводной, веселой, иногда, когда говорю с Толиком, стараюсь казаться начитанной. В общем, я стараюсь быть кем-то другим. А ты – нет. Ты это всегда просто ты, вся целиком, такая, как есть. Вся в реальности, ни сантиметра в иллюзии.

– Мпф… Тьфу, чертова ириска! – Морган еще покатала во рту конфету, чтобы скрыть смущение, и, наконец, произнесла. – Так вот. Не совсем так. Вся целиком настоящая – это когда ты – открытая книга. Когда все могут прочесть в тебе, что у тебя на душе, даже если ты этого не хочешь. Например, тебе плохо, грустно, а все это видят. Тебе не хочется, чтобы все это видели, и ты прячешься, ты начинаешь казаться. Казаться веселой, позитивной, сильной, ты все можешь, весь мир у ног твоих и прочая белиберда… А под всем этим тихонько воешь. Со мной такое было… Да со всеми было. С этого, наверное, и начинается ненастоящесть. С того, что есть те, от кого нужно прятать себя настоящую. Чтобы просто не приставали.

– Знаешь, мне кажется, вы говорите о разных настоящестях. – задумчиво протянула Рози. – Танюхина ненастоящесть добрая, она… как это? В общем, это даже не ненастоящесть, а желание быть чуточку лучше. Это идеал, к которому ты, Тань, стремишься. Вот ты хочешь казаться веселой и начитанной, ты же над этим работаешь, читаешь, что-то все время придумываешь, всех удивляешь и радуешь. Тебе от этого хорошо, и всем вокруг – хорошо. А твоя, Морган, ненастоящесть, она очень нехорошая. С ней нужно осторожно обращаться. Чтобы возле тебя всегда были люди, с которыми можно ее сбросить и просто поплакать, или поругаться. Потому что когда человек так ненастоящий, он на самом деле не от других прячется. Он прячется от себя. От того себя, которого можно увидеть в других, если им не все равно, что с тобой происходит. Он просто боится увидеть себя слабым и растерянным. Сдать позиции, как говорила твоя бабушка. Ты, кстати, очень на нее похожа, я вот только сейчас это поняла.

Морган рассмеялась:

– Рози, это не моя ненастоящесть, это общая, всечеловеческая. Я просто привела пример, потому что Танюха меня совсем засмущала. Мы все настоящие и в то же время не совсем настоящие, это нормально. Мы просто пытаемся быть. Правильно быть, как надо. Если ты меня понимаешь.

– Понимаю.

– И на бабушку я совершенно не похожа. Разве что рыжая тоже.

– Да нет, я не…

– Девчонки, подождите.

Танюха остановилась. Подруги проследили за ее взглядом. Немного впереди, у следующего перекрестка, сидел на корточках и что-то делал с велосипедом худощавый мужчина в сером плаще. Брови Морган изобразили немой вопрос.

– Давайте подождем, пока он уедет. – почти прошептала Танюха.

Девочки спрятались за газетным киоском и наблюдали, как человек поправляет цепь. Наконец он выпрямился, подхватил с земли пустую птичью клетку, прыгнул на велосипед и уехал.

– Ну, и что это было? – вопросила Морган.

– Просто… он мне не нравится. – пояснила Танюха. – Он меня пугает.

– Почему?!

– Ну-у… Он появляется только по ночам, утром или днем его не встретить. У него всегда с собой эта дурацкая клетка, всегда пустая. Он ни с кем не общается, ни с кем не дружит, и вообще, не понятно, чем занимается. Никто даже не знает, как его зовут.

– Да уж… – Морган ухмыльнулась – Не иначе, это потому, что его зовут Адский Демон из Преисподней. Это мой сосед.

– Как это?

– Да вот так. Он снимает комнату у нас в доме. Еще у бабушки снимал. Я его даже помню. Когда маленькая была и мы сюда приезжали, он периодически мелькал на заднем плане.

– Ну, тогда скажи, как его зовут. – сказала Рози. – А то, боюсь, Танька лопнет.

Морган задумалась.

– Понятия не имею. – изрекла она наконец.

Человек в плаще, тогда еще, правда, без плаща, а в полинявшей джинсовой куртке, сидел на ступеньках крыльца и курил. Вернее, пытался зажечь сигарету спичкой. Спички, с чисто спичечным коварством, предпочитали ломаться пополам, сбрасывать головки, промахиваться мимо коробка, а иногда просто выворачивались из пальцев. Когда в грязь шлепнулась последняя, парень сердито плюнул ей вслед и полез в карман в поисках нового коробка.

– Держи, не мучайся. – произнесла Мара Вайцховски и протянула ему зажигалку. Однако на середине пути ее рука замерла – Нет уж, давай-ка я тебе сама прикурю.

Парень пожал плечами и потянулся к огоньку. Марианна уселась рядом и принялась раскуривать трубку. Вскоре едкий сигаретный дым потерялся в запахе смородинового табака, клубами окутавшего обоих курильщиков.

– Вот что, братишка… Я тебя понимаю и лекции тебе читать не собираюсь. Сама бы на твоем месте две недели не просыхала, а то и вообще никогда. Я знаю, как это…

Парень молча курил и смотрел в пространство.

– Одного понять не могу. Зачем тебе одному столько горя? Давай-ка, отдай мне половину.

Парень помолчал, потом выдохнул вместе с дымом:

– А вам зачем? Чужое-то?