А что по телевизору кадры из американской жизни порой показывали — так вот в кино даже инопланетян показать могут, — так мне в ту пору думалось. — А Вовка из третьего подъезда говорил, что никаких инопланетян нет, а есть только наши космонавты. Вовка большой, в шестом классе учится, знает, небось, что говорит...
Потом, позже, эта моя детская уверенность в том, что Америку выдумали злодеи-взрослые, легла в фундамент бесчисленных шуток и баек, в кругу моих друзей-приятелей весьма популярных. Сочиняли разные забавные объяснения: откуда берутся американские вещи, и куда на самом деле попадают люди, уехавшие якобы в Америку по служебным делам, или в качестве туристов: то ли под гипнозом их держат, чтобы чудесное путешествие примерещилось, то ли просто запугивают, шантажом и насилием принуждают подтверждать существование вымышленной заокеанской страны... Веселились, словом, вовсю.
Но когда в феврале девяносто четвертого года наемный микроавтобус вез нас из аэропорта Кеннеди, и впереди, на фоне огненных и лиловых клякс раннего зимнего заката, появились черные силуэты небоскребов Манхэттена, сердце мое чуть не остановилось от ужаса. Нам предстояло проникнуть в двумерное пространство глянцевой открытки, переместиться в вымышленную, иллюзорную реальность. Тогда это было совершенно для меня очевидно, да и теперь я иногда спрашиваю себя: где же мы все-таки, черт побери, побывали?..
2
Вторая моя Америка сродни первой — в том смысле, что она действительно вымышленная. Это Америка из популярных кинофильмов, плацдарм красивой жизни во всех ее проявлениях: от героического противостояния ковбоев и индейцев до Одри Хёпберн, которая, безусловно, должна завтракать у Тиффани, а ужинать — это уж как повезет. Америка Копполы и Тарантино, гангстеров и полицейских, подпольных вечеринок бутлегеров и веселого, рыжего тыквенного ужаса в День Всех Святых. Филипп Марлоу отстреливается от негодяев, не отрываясь от стакана с неразбавленным виски, Смок и Малыш купаются в золотом песке, Микки Маус заедает гамбургером холодную кока-колу, а Мерлин Монро заливается соловьем, крутит аппетитной попкой, на радость прочим детям человеческим.
Нам и не снилось, ага.
3
Моя третья Америка — почти Страна Мёртвых, место, куда в свое время уезжали навсегда друзья-приятели. На Запад, на закат, вслед за умирающим солнцем, в полном соответствии с древними мифами. В прежние времена считалось, что оттуда, из Америки, не возвращаются. А нам, тем, кто остался, и подавно туда не попасть. Поэтому прощались навсегда, провожали живых людей, как покойников, целовали в лоб, цепенели от тоски.
К счастью, эта моя версия Америки давно уже устарела.
4
Никуда не денешься, моя четвертая Америка — это Америка литературная, вотчина людей Слова, которое было, как известно, прежде дела (и у меня нет полной уверенности, что дело действительно воспоследовало). Нет нужды перечислять возлюбленных моих литераторов: слишком длинный выйдет список, добрая сотня известных всему миру имен. Замечу лишь, что книга американца Торнтона Уайлдера“День восьмой” попалась мне на глаза в сельской библиотеке уральского поселка Таватуи зимой восемдесят четвртого года и спасла мне если не жизнь, то уж рассудок — точно.
Собственно, структура этого эссе, рассказ о девяти с половиной Америках вместо одной цельной картины — своего рода дань памяти славного Теофила Норта, растолковавшего мне, помимо прочего, что каждый город — это Девять Городов, “местами взаимопроникающих, местами почти не связанных друг с другом и в разной степени прекрасных, волнующих, нелепых, заурядных...”
5
Моя четвертая Америка, пожалуй, казалась бы мне венцом творения, когда бы не пятая — Америка тайн и чудес.
Ясно, что мои четвертая и пятая Америки не просто переплетены, но связаны несколькими морскими узлами — распутать невозможно. Да и не нужно ничего распутывать.
Карта моей пятой Америки — это карта пустынь, лесов и гнилых болот; поля ее испещрены древними индейскими проклятиями, разодраны колючками галлюциногенных кактусов и изгажены пометом бешеных ящериц. В небесах моей пятой Америки парят воздушные змеи, по земле ее ходят неумытые шаманы, а озвучивает эту идиллию, конечно же, Джим Моррисон. Кто ж еще?..
6
И, кстати, о Джиме Моррисоне. Шестая моя Америка — если не родина актуального искусства, то его Земля Обетованная. Фабрика Энди Уорхола работает там в режиме нон-стоп; хозяин заперся в спальне с “женой-магнитофоном”, лакомится вишней в шоколаде, третий час треплется по телефону с закадычной подружкой. Прочие вещи, люди и события вращаются вокруг этого вечного ребенка, как планеты вокруг солнца. Это крошечный, зато гармоничный и самодостаточный мир. Я его очень люблю.
7