Сказки и мифы народов Филиппин

Миновала ночь, и утром хозяйка хижины вылезла из-под очага. Канаг увидел, что это красивая девушка, и они начали разговаривать.

— Плохо разговаривать, пока мы не знаем имени друг друга, — сказал Думанау.

Он протянул ей орех арековой пальмы, но она не взяла. Он сделал его очень вкусным, и через два дня она захотела жевать и взяла этот орех арековой пальмы, у которого скорлупа была из золота. Они пожевали, и Думанау сказал.

— Назови первой свое имя — ведь ты здесь живешь, а я чужой, и мне не годится называть себя первому.

— Нет, это девушке не годится называть первой свое имя. Хоть ты здесь и чужой, ты мужчина, поэтому назови лучше ты свое имя первым, — сказала девушка.

— Мое имя Думанау, я сын Апониболинаен и Апонитолау из Кадалаяпана, — назвался Думанау.

— Мое имя Ванваньен-Апониболинаен, я дочь алан, живущей в Матаватавене, — назвалась девушка.

Они выплюнули жвачку, и она легла красиво и у обоих была похожа на непросверленные агаты.

— Теперь мы знаем, что мы родственники, и знаем, что будет хорошо, если мы поженимся, — сказали они, увидев, как легла их жвачка.

И они поженились.

Прошло три года, у них родилось трое детей, и Думанау сказал:

— Хорошо бы перенестись вместе с нашим домом в Када-лаяпан; может, мои отец и мать меня ищут.

— Нет, не надо, мне стыдно — ведь они не сватали меня за тебя, — сказала Ванваньен-Апониболинаен.

— Нет, мы уйдем отсюда — не всегда же нам оставаться в этом лесу, — сказал он.

В середине ночи Думанау сказал:

— Пусть эта хижина вместе с нами перенесется в Кадалаяпан.

Когда Ванваньен проснулась на другое утро, она очень удивилась, потому что услышала кудахтанье кур и голоса людей, а когда она выглянула из окошка, то увидела вокруг много хижин. Ванваньен сказала:

— Посмотри, Думанау, мы не в лесу! Где же мы?

— Мы в Кадалаяпане, — ответил ей Думанау.

Дети выглянули в окно и увидели сахарный тростник, в им захотелось его пожевать.

— Отец, принеси нам сахарного тростника, мы его пожуем, — попросили они.

— Запри дверь изнутри и не открывай, пока я не вернусь, — сказал Думанау жене и вышел.

Отец и мать Думанау испугались, когда увидели рядом со своей хижиной другую, маленькую, потому что раньше никакой хижины на этом месте не было. Думанау вошел в дом отца и матери, и те очень удивились, потому что искали его три года. Они спросили его:

— Где ты был, Думанау?

Думанау ответил:

— Я нашел себе в лесу жену и оставался у нее три года, а теперь мы здесь.

И он сказал матери:

— Не ходи к нашей хижине и не говори моей жене плохие слова.

После этого Думанау пошел за сахарным тростником, и тогда его мать пошла к маленькой хижине и стала говорить Ван-ваньен-Апониболинаен плохие слова:

— Открой дверь, ты, дурная женщина, не знающая стыда!

Это из-за тебя три года пропадал мой сын, из-за тебя мы столько времени его искали! Зачем ты пришла сюда, недостойная женщина?

Ванваньен ей не ответила. Скоро Думанау вернулся, и тогда Ванваньен ему сказала:

— Я говорила, что нам надо было остаться в лесу, но ты не захотел, и вот твоя мать пришла и сказала мне много плохих слов, и теперь внутри у меня болит.

Вскоре после этого она умерла. Думанау наточил копье и топор: он хотел убить свою мать за то, что она сказала его жене Ванваньен плохие слова. Но он не смог убить ее, потому что мать заперла изнутри дверь и не выходила.

Вернувшись к себе домой, Думанау сделал золотой табаланг[68] и посадил на пего петуха из золота. Потом он положил в табаланг тело Ваиваньен и сказал:

— Когда табаланг будет проплывать мимо мест, где жители селений набирают воду, ты, петух, пой.

Петух пропел:

— Кукареку, я табаланг из Кадалаяпана, на мне сидит золотой петух!

Думанау столкнул табаланг в реку, и он поплыл. Когда он проплывал мимо мест, где люди набирают воду, петух пел:

— Кукареку, я табаланг из Кадалаяпан, на мне сидит золотой петух!

Так пел петух, когда проплывал мимо мест, где люди набирают воду. Думанау же пошел сам не зная куда, словно человек, лишившийся разума. Старший сын шел впереди него, среднего Думанау нес на спине, а младшего — на бедре.

Когда табаланг из золота приплыл в Нагботоботан, где в бездонную яму стекают все реки мира, петух снова пропел:

— Кукареку, я табаланг из Кадалаяпана, на мне сидит золотой петух!

Старуха Алокотан вылезла из воды, где купалась, быстро надела юбку и побежала по берегу за табалангом.

— Откуда ты, табаланг? Не из Капаолана? Или, может, из Каньогана? — закричала она.

Табаланг был уже почти у самой воды, куда стекают все реки, и Алокотан побежала очень быстро и крикнула:

— Ты не из Каоданана?

Табаланг приостановился на мгновение.

— Или, может, из Кадалаяпана? — крикнула старуха Алокотан.

— Да, — ответил петух, и табаланг остановился.

Старуха вошла в табаланг, взяла с него тело и унесла к себе домой. Она удивилась, что табаланг из золота и что женщина в табаланге так прекрасна — равных этой женщине по красоте она никогда не видела. Старуха Алокотан внесла тело Ванвань-ен к себе в хижину и сказала: