Сказки иных миров (СИ)

Остановить кровь оказалось сложно, легче зафиксировать шею. Здесь бы сделать рентген, и тогда станет ясно, имеет ли место быть повреждение черепа или позвоночника. Если нет -- то грубияну очень повезло, если да -- то очень... не повезло. В лучшем случае -- инвалидность, в худшем -- смерть. Будь Сальвер пёсиком или котёнком, или хотя бы заповедным животным, то у него было бы больше шансов выжить. Таких меня хотя бы учили лечить.

С осторожностью снимая с тела тулузу, с ужасом смотрю на воспаленную кожу, изъеденную перечной кислотой, как соляной. И гадать не нужно, что у мальчишки аллергия на перец. Обмазывая повреждённую кожу жирной сметаной, я приказала лорду Пешу рассказывать о произошедшем, а он, проигнорировав мой тон, начал рассказ. Его давнего друга Реймуна что-то взбесило (кто-то и, скорее всего, я), и он решил, как можно скорее вернуться в поместье, сделать все дела сначала там, а уж после вернуться в Приючье и разобраться со мной. По дороге он начал чесаться, Дуат (его конь) поскользнулся, а дальше Сальвер некрасиво слетел с лошади, ударившись о лёд. Вот и вся история, но себя винить я не собиралась, ведь мальчишка даже не настоящий, а плод моего больного воображения, как и весь этот мир.

Перелом второго шейного позвонка третьей степени или "перелом палача" -- вот мой вердикт насчёт лорда. Что его ожидает вполне ясно из названия -- с такой травмой не живут даже если она получена при столкновении машины с главным входом самой крутой больницы мира как раз успешно лечащая переломы позвоночника. Но вслух произнести подобное я не посмела. Во-первых, я предположила это только в сравнении с животными, а во-вторых -- и мальчишка-сорванец, и лорд Пеш доступно рассказали, что будет с землями Сальверов, если Реймун умрёт. Его несметные враги будут пытать его родственников и унижать их, издеваться над людьми и грабить не только поместье, но и все подвластные деревни. Вероятно, всё будет сожжено дотла.

Реймун держался как мог, но в сознание не приходил. Шансов, честно говоря, у него нет ни одного. Ни одной миллиардной части процента. То, что мальчишка всё ещё жив -- наверняка дело рук некой "Звезды Истины", в которую верят все аристократы, по словам Паскау. Деревенские называют её ещё проще -- "высшие силы". В дебри здешней религии углубляться не хотелось, а вот вспоминать реальный мир стоило как можно чаще. Ни в коем случае нельзя забывать реальность! Именно там происходит действие всех моих прозаических попыток, причём совершенно неважна их литературная ценность. Главное -- помнить.

***

За прошедшие десять дней состояние больного оставалось стабильно критическим. Произойди нечто подобное в реальном мире, то я бы даже уверовала в силу Звезды Истины, но происходящее всего лишь выдумка. Несмотря на это, угнетающая атмосфера в Приючье достигла апогея: вся деревня и лорд Пеш держали меня в жутчайшем напряжении, ведь Паскау не спешил возвращаться, отчалив в какую-то столицу.

Почему-то раньше я, поглощенная воспоминаниями о настоящей жизни, совершенно не задумывалась о существовании какой бы то ни было столицы, а сейчас стало интересно, какая она? Именно в столицу на переаттестацию отправился Паскау, чтобы продлить врачебную лицензию. Говорить о ней Пеш отказался, вероятно предполагая, что раз уж я ведьма, то знаю все на свете. Такое обращение -- бесит.

В углу "для маленьких пациентов" больше никто не скулит: лайка старосты Бруно стремительно шла на поправку и покинула избушку четыре дня назад. Зато его шубу из пузырей получил Реймун, в бессознательном состоянии страдающий не только от травмы головы, но и от аллергии. Грудь, покрытая желтыми гниющими пузырями, осторожно вздымалась от глубокого дыхания. То же происходило на плечах, а на спине из лопнувших под тяжестью тела пузырей выливался гной. Приходилось приподнимать Сальвера и протирать антисептический настойкой спину гораздо чаще, чем руки или грудь, и менять рубаху.

Мальчишка стремительно терял вес. Без горячего и мяса он хилел, а бульоны, которые глотал чисто на автомате, могли лишь поддержать жизненно важные функции организма. Реймун не умирал, но паралич начинал способствовать атрофированию мышц. Жизнеспособность мозга также попадала под сомнение. То, что с такой травмой Сальвер до сих пор жив, -- чудо.

Обращение "ведьма" бесило, но доктора, вызванные из города Надалем Пешем, заставляли меня сатанеть. Давно привыкшая, что моя избушка -- проходной двор, -- я готова головы посносить "светилам медицинской науки" за их вредность и самомнение. Но, стоит признаться, толк от них значительный, но неэффективный. Антисептические настои, стерильные бинты (обработанные особым раствором и запечатанные в специальные коробки ткани разной ширины и толщины), иные лекарства и рецепты мне показались весьма прогрессивными и действенными. Только не в этой ситуации.