Сказки. Истории

А знатные барышни дрожали от холода в своих постелях, и даже сам Вальдемар До с головой укрылся меховым одеялом. Ни пищи, ни тепла в доме — вот оно, господское житье-бытье. Ну-у-у! В пу-у-уть! У-уймись! У-у-уймись! Но высокородный господин До не унимался!

«Зима всегда сменяется весной, — повторял он часто, — а нужда сменяется богатством. Только не заставляй себя слишком долго ждать! Именье и дом в закладе… Времени почти не осталось. Где ты, мое золото? Явись к пасхе! Явись!.. Явись!»

Я слышал, как он бормотал, обращаясь к пауку: «Учитель мой, старательный маленький ткач! Ты научил меня терпенью! Разорвут паутину, и тут же ты снова начинаешь плести свою тонкую нить, начинаешь сначала и доводишь великий свой труд до конца. И снова рвут паутину, и снова работа. И снова, и снова. Все начинать сначала… Сначала… Вот жизни закон! Вперед — награда нас ждет впереди!..»

Но вот настал и первый день пасхи. Залились, заиграли звонкие колокола, поднялось в небе красное солнышко. Вальдемар До без сна и отдыха трудился всю ночь напролет, кипятил, остужал, размешивал, возгонял. Я слышал, как он горестно и тяжко вздыхал, как исступленно молился, я видел, как он одержимо работал, страшась хоть на миг отвлечься от своих колб. Лампа, освещавшая кабинет, погасла, но он не заметил наступившей тьмы. Я легонько подул на уголья в очаге, они заалели, и слабый их отблеск осветил изможденное лицо Вальдемара До. О, как он был бледен, как глубоко запали измученные воспаленные глаза! И вдруг зрачки его расширились. Глаза засверкали… Право слово, они были просто готовы выскочить из орбит.

Гляди! Гляди в закопченную колбу. Сверкает! Видишь, сверкает! Горит, как перо жар-птицы! Блестящий тяжелый кусок. Смотри, он подносит стеклянную колбу к свету! Боже, как дрожат его руки! Слушай, как он, задыхаясь от волнения, произносит: «Золото… золото!» Видишь, как он шатается, разом обессилев? Я бы мог свалить его наземь одним дуновением, но я лишь чуточку раздуваю тлеющие угли и провожаю хозяина красного дома в комнату, где коченеют от холода три его дочери. Одежда его, борода, всклокоченные сивые волосы — все запорошено золой. Высоко подняв руку с колбой, своим сокровищем, выпрямившись во весь рост, он шагает к ним навстречу. «Достиг! Достиг! Вот оно — золото!» — выкрикивает он хриплым голосом и протягивает дочерям вожделенный сосуд, радугой заигравший в солнечных лучах! Но… ослабевшие пальцы его вдруг разжимаются, колба падает на пол и разбивается вдребезги. Последние радужные надежды лопнули, как мыльный пузырь. Вот и все!.. Ну-у-у! В пу-у-уть! И я умчался прочь из дома алхимика.

Вернулся я в эти края лишь поздней осенью, когда дни стали совсем короткими, а густой туман повсюду развесил свои мокрые простыни и выжимал их на пунцовые ягоды и голые отсыревшие ветви деревьев, вернулся свежий и сильный, расчистил до блеклой голубизны осеннее небо, а заодно и обломал подгнившие сучки — не бог весть какая работа, но должен же ее кто-то делать. В красном доме в Борребю тоже был наведен порядок, но совсем по-другому. Туда явился враг Вальдемара До, Ове Рамель из Баснеса, с закладной на именье: отныне и земля, и красный дом, и все имущество принадлежали ему. Я как безумный принялся завывать, колотиться в разбитые окна, хлопать сорванными с петель дверьми, я дул в щели, свистел в дыры, только бы ненавистному Ове Рамелю не захотелось здесь обосноваться! У-у-у-у! Ида и младшенькая Анна Доротея плакали навзрыд, а Йоханна стояла натянутая как струна, с гордо откинутой головой, до крови прокусив свой указательный палец. Но, увы, это ничему не помогло! Ове Рамель милостиво разрешил бывшему хозяину красного дома оставаться тут до самой смерти, но слов благодарности в ответ не услышал. И я отлично помню, как величественно тряхнул головой бездомный дворянин, как выпрямился он и расправил плечи. Тут в бешенстве, с неистовой силой, обрушился я на крышу дома и на столетние липы, что росли перед ним, — затрещали стропила, и рухнул наземь здоровенный сук, совсем не тронутый гнилью. Сук упал как раз перед воротами и лежал там, словно гигантская метла, ждущая случая что-либо вымести. И вымели — старых хозяев!

Мрачный был день, горький был час, но души ушедших были тверды, и спины их не гнулись.

Они пустились в путь с пустыми руками, захватив с собой лишь только что купленную новую колбу, в которую собрали с пола жалкие остатки радужного вещества, так много сулившего им и не оправдавшего своих обещаний. Вальдемар До укрыл сосуд на своей груди и застучал палкой по дороге. Так и пошли они вчетвером, бывший владелец именья Борребю со своими тремя дочерьми, прочь из красного дома. Я летел рядом с ним и легким дуновением охлаждал его воспаленные щеки, ласково трепал бороду и могучую седую гриву, и пел, и пел:

Ну-у-у! В пу-у-уть!

Конец! Конец былого великолепия!