— Я привяжу к дужкам предохранитель. Вот такой… — Карасик чуть не по локоть запустил руку в просторный карман и вытащил моток белой тонкой резины. — Я это купил, когда хотел самолетную модель строить. А потом расхотел…
Оторвали резиновую ленточку, привязали к очкам. Примерили.
— Теперь не свалятся, — одобрил Генчик. — Федь, а можно я себе немного резины возьму? Для одного дела…
— Да бери хоть всю!
Всю резину Генчик не взял, отхватил около метра. У него появилась одна очень удачная мысль. С прицелом на завтра… И по дороге к дому Генчик от удовольствия мурлыкал песню про ковбойшу и ковбоя.
Мама оказалась уже дома. Сердитая. Потому что к стоматологу не попала: тот работал с утра до обеда. А завтра будет с обеда до вечера, так что ждать еще сутки…
— А тебя где носило? Купался небось? Не отпирайся, я вижу!
— Я же не один, а с надежным человеком. С таким серьезным, в очках… — Генчик не удержался, хихикнул. — Он их утопил, а я нашел на дне…
— И это надежный человек? Кто его родители? Я попрошу, чтобы всыпали ему как следует. А тебе всыплю сама…
Генчик сказал рассудительно:
— Мама, зачем тебе чужие страдания? Ведь у самой зуб болит.
— Не болит! Я зашла к одной знакомой, к экстрасенсу. Она его заговорила до завтра… Так что не рассчитывай на снисхождение.
— Мам… Я больше не буду. — Генчик спрятал хихиканье внутри себя. Вышло вполне серьезно. Мама очень удивилась. Никогда раньше сын таких слов не говорил, считал ниже своего достоинства.
— Что ты не будешь, нечистая сила?
— Купаться с человеком, который теряет очки! — Генчик, помня про резинку, пообещал это со всей честностью.
Мама сказала, что когда-нибудь она все-таки возьмется за Генчика всерьез. И пошла на кухню. Он — следом.
— Ну, чего ты такая… недовольная жизнью? Ведь зуб-то уже не болит!
— А вдруг заболит раньше, чем к врачу попаду? Этого и боюсь… А еще за Елену переживаю. Как она там?
— Ох, я забыл! — И Генчик торопливо сцепил пальцы замочком. — Да ты, мам, не бойся. Она уже, наверно, «Мисс Кнопперинг»…
— Кто-кто?
— Ой, то есть «Мисс Утятино!»… Хотя нет, рано еще. Там небось эта волынка до самого вечера…
Но вот наступил и «самый вечер». Давно уже пришел с работы отец (хмурый из-за всяких неприятностей в мастерских). Поужинали. Посмотрели двухсерийное кино «Большое приключение Зорро». А Прекрасная Елена не объявлялась. Мама была как на иголках. Наконец не выдержала:
— До утра у них там, что ли, этот конкурс!
— Наверно, обмывает свою корону на праздничном банкете, — язвительно заметил Генчик. Но на душе у него тоже кошки скребли.
Отец повозился на скрипучем стуле.
— Пускай только придет. Не захочет больше никаких корон…
— Ты забыл, что ей почти двадцать лет, — печально сообщила мама.
— Она сама забудет, когда получит ремня…
Генчик хихикнул, но кошки заскребли сильнее.
А потом уже не кошки, а прямо тигры зацарапали — когда стрелки перевалили за одиннадцать. Генчик решительно закусил губу и двинулся к выходу.
— А ты куда?!
— Ну, «куда-куда»… Сейчас вернусь.
На улице было душно и сумрачно. Вообще-то июньские ночи светлые, в половине одиннадцатого только-только прячется солнце. Но сегодня, будто для пущего напряжения нервов, скопились черные облака. В отдалении погромыхивало, навалились густые сумерки. Лишь на северо-западе тускло светилась над крышами, под кромкой туч, закатная щель.
Дом культуры был не близко, на другом краю Утятина. Но Генчик помчался со скоростью мотоцикла и оказался там через десять минут. Только зря. Еще издалека он увидел, что в окнах всех этажей темно.
Свет был заметен лишь за дверью главного входа. Запаленно дыша, Генчик подошел. На цыпочках. Потянул на себя тяжелую дверь — без надежды на успех. Надо же, открыто! Генчик шагнул в зябкий мраморный вестибюль.
У стола с желтой лампой грелась чайком грузная тетка.
— Это что за птаха залетная? — спросила она из-за кружки. — Чего тебе не спится?
— А конкурс… который «Мисс Утятино»… он давно закончился?
— Здрасте пожалуйста! Да уж три часа с той поры прошло! А тебе что за интерес?
— Сестра пропала, — честно сказал Генчик. — Днем ушла сюда и до сих пор нету. Родители извелись…
— Гуляет где-то. Дело молодое. Участница сестра-то?
— Да нет, просто зрительница, — соврал на этот раз Генчик. — Пойду я…
— Иди. Да не переживай шибко-то…
У порога Генчик не выдержал, оглянулся:
— А вы не знаете, кто первое место занял?
— Как не знать! Вот список у меня, для сведения. Потому что целый вечер звонят, спрашивают: кто у вас нынче эта «мисс»?
— Не Бубенцова, случайно?
— Вовсе даже нет. Наденька Ерохина… А Бубенцова… Постой-ка… у нее шестое место. Вот так. Она тебе кто?
— Знакомая, — буркнул Генчик. И спохватился, что все еще держит пальцы замочком.
Вахтерша, видать, что-то поняла. Вздохнула.
— Хочешь леденчик? Апельсиновый…
— Не хочу, — горько сказал Генчик. До конфеток ли человеку, когда родная сестра пропала. Пропала во всех отношениях.
Обратно Генчик не бежал. Шагал, весь опутанный тревожными мыслями. И самое страшное подозрение обожгло его на полпути: а что, если Елена пошла к озеру и утопилась? Она же вон как мечтала о почетном титуле, и вдруг такой удар!