Сказки Ледяного спокойствия

И с каждой ночью стало происходить улучшение. Обнаружились положительные и крайне обнадеживающие сдвиги. И сон стал лучше, и не мечется барышня, и не стонет, а только сладко вздыхает и рядом местечко трогает, где солидная вмятина на простынке, чуть теплая.

Так и победили нечистую силу воинскими традициями.

Царевна от солдата - ни на шаг. Царь махнул рукой:

- Забирай и ее, и полцарства... нет, полмира, - распорядился он (черт никуда не делся и не дремал). - А лучше бы и весь мир.

85. Соловейчик

Всем известна история о китайском императоре, который заболел, слушая механического соловья, и пустил слезу, послушав живого.

Живой соловей, воодушевленный успехом, полетел, пока не поздно, выжимать слезу из русского императора. Но это дело гораздо более сложное, не на того нарвался - уж и не вспомнишь, кто тот император был: Иван Грозный, Павел, Николай Палкин или Юрий Владимирович Андропов. Лучшее, на что он мог рассчитывать, это растроганное "пусть поет". Да на это и наплевать. Штука в том, что именно в этот момент император китайский задумал уладить в свою пользу Даманский вопрос и вообще прикупить себе северных территорий, ибо под соловья любились и размножались, и население увеличилось несказанно. Для этого он прислал русскому императору давно опостылевшего механического соловья. В знак дружбы и братства навек.

- Ишь ты! - ухмыльнулся российский правитель. - Экие умельцы! Наши-то лучше поют!

И он прислушался к трелям соловья, который как раз подоспел к его покоям.

- Ну-ка, позовите мне Левшу, - подумав, распорядился император.

Когда Левшу привели, государь повелел ему изловить соловья настоящего и сделать из него, в пику иноземному мастерству, существо полумеханическое: подковать, как обычно.

Доверчивый соловей, желая увидеть высочайшую слезу, вспорхнул на государственную ладонь и тут же был уловлен сетью.

Когда Левша, извиняясь и дыша перегаром, его подковал, соловей испросил у него маленькую булаву. Для Левши, хотя рабочий день уже закончился, задание было пустячным.

- И шпоры приделай, - пропел соловей.

Собравшись с силами, Левша присобачил шпоры и представил императору отечественного киборга.

- Ведь можем! - восхитился государь, вручая Левше целковый. - Не перевелись еще на Руси умельцы.

Но Соловей разбил булавой окно, вылетел, покружил, подобрал себе подходящий дуб и подался в разбойники. Многие годы его могучий посвист крушил и сбивал поезда и обозы, пока заезжий богатырь не сбил его дубиной, навсегда исключив затяжные полеты. А заодно богатырь вышиб из него ту идею, что свистнешь - и все тебе будет. Этого, Соловей, набрался, конечно же, от императоров.

Однако Соловей-разбойник не утратил сладкоголосости. Он умел втираться в доверие; взял себе паспорт, фамилию Соловейчик. Его наблюдали в обществе Бени Крика, Леньки Пантелеева и многих прочих отечественных законников. И слез пополам с бумажниками он выжимал теперь столько, что был совершенно доволен собой.

86. Спящий Красавец

Однажды некогда, а было то дело в стародавние времена, в благословенном городе то ли Герате, не то Астане, жил один, да продлит его годы Аллах, гордый юноша-отрок, достойный за свою красоту соловьиных трелей, хвалебных поэм и благовоний. И надо же было случиться такой беде, что правил тем же городом падишах, у которого всего красивого и замечательного было уже в великом избытке, и сам он был ясен ликом, но все ему было мало. Этот жестокий правитель, надмеваясь в сердце своем, имел обычай периодически спрашивать у своего дьявольского зеркала, изготовленного, несомненно - да пожрет их смрадный шайтан - ифритами, ипритами и маридами, не существует ли в его подданстве, да и где-либо вообще, отрока, мужа или старца, способного превзойти его красотой.

И вот, в недобрый час, то зеркало ответило, что да, есть, почти уже отрок, но еще совсем муж, с черными бровями, подобными гусеницам, персиковыми щеками и лунообразным лицом; да и принципиально гораздо достойнее его господина. Падишах пришел в ярость и повелел незамедлительно разыскать несчастного отрока; ответом же стало то, что юношу искать ни к чему, ибо он и так уже с момента отроческого возмужания, томится в гареме падишаха и с нетерпением ждет, когда до него дойдет очередь и властитель его посетит. Но падишах решил не посещать отрока, боясь быть очарованным и впасть в прелесть. Взамен он приказал взнуздать, оседлать, навьючить и сбить в караван верблюдов; с этим же караваном скорби отроку, прекрасному, как луна и солнце, надлежало отправиться в удаленные горы; там его следовало бросить на растерзание шакалам, грифам и другим, неизвестным правоверной науке гадам.

Стеная и плача всем гаремом, где преобладали голоса низкие и зычные, отрока снарядили в изгнание, и злая воля ревнивого падишаха была исполнена.

Юноша, брошенный у подножия суровых и мрачных гор, предался отчаянию, моля Аллаха поскорее прекратить или как-то иначе, вразумлением, смягчить его муки и недоумение, ибо разум отрока так и не овладел причиной столь бессердечного с ним обращения.