Сказки Ленинградской области

Он взял принес бутылку. Бутылку принес, стал разливать. Уже по две стопки им дал. Ну, и их маленько ударило в голову.

— Нет ли еще, дедушко, у тебя немножко?

— Да есть, — говорит, — там немножко еще у меня.

А у него было куплено водки полный кошель. И спрятал, как стал подходить ближе-то. Не смел взять с собой. И принес этот кошель весь, и начал наливать им стопку, другую, третью. Напоил их допьяна.

Часовой этот свалился с винтовкой на могилку, караульный начальник, разводящий — все свалились. А он не пьет! Пьет немножко, мимо льет, на груди себе. Ну, потом они опьянели как все… (А это дело было около одиннадцати часов ночи уже.) А он купил пятнадцать лопат железных, уплатил по рубль двадцать пять копеек за лопату. И подговорил там разных людей в Ленинграде.

— Когда угодно, — говорят, — дедушко, так мы на работу к тебе придем, позови дак…

Он сейчас вернулся (недалеко от города-то!), пошел.

— Давай, — говорит, — на работу!

Сразу все лопаты схватили, пришли. Земелька, видишь, рохленькая, только закопана яма эта, зарыта. Вырыли яму. Сапожник опустился. Горошинки (гроба не было, какой гроб там!) на груди положил. Да пяти минут не прошло, и племянник этот, Семенов, выстал. Выстал, смотрит. Видит, что человек пятнадцать тут с лопатами, стоят эти.

— Что, — говорит, — дядя?

— Да что, — говорит, — вот видишь — часовой лежит, с винтовкой упавши, разводящий — как вечный караул, — говорит. Вот я их напоил, да, а так иначе делать некак. Вот вечный караул, а эти рабочие, нанял я их, так вот выкопали.

— Ну молодец!

Выскочил с ямы-то.

— Ах, — говорит, — а у меня товарищи-то там, тоже расстреляны безвинно, тоже караульный начальник и разводящий.

(Они когда караулили денежный ящик-то, на пост, так тоже судили, расстреляли их.) Он выскочил обратно в яму. Одному положил на груди горошинки эти, второму. Те тоже выстали.

Этот дядя говорит:

— На тебе, Семенов, ключи от моей квартиры. (Он ведь за городом, этот дядя-сапожник жил, избушка своя, маленькая такая.) Идите, — говорит, — ко мне. Надо всё обделать, яму-то обратно зарыть да рассчитать этих людей за работу. Да ведь не уйдешь — пьяны все. Пускай выстанут, потом уйду.

Ну вот они пошли к сапожнику туда на квартиру, а он сидит на могилке. Часовой сваливши, разводящий, караульный начальник. Потом он стал будить часового.

— Товарищ часовой, — говорит, — вставай, скоро день будет, светло! И заметят, — говорит, — увидят, и нехорошо будет, вставайте. Я ухожу.

Он выстал, часовой этот. С похмелья голова болит.

— Ой, — говорит, — дедушко, нет ли немножко опохмелиться?

— Да есть, — говорит, — бутылочка вот еще оставит, да.

Налил ему маленькую стопочку: выпил, опохмелился.

Разбудили караульного начальника, разводящего. Те опять опохмелились, тоже немножко. Потом:

— Ну, — говорит, — вот и спасибо. Видишь, как хорошо поминали племянничка. Что я? Ничего я вам не сделал, ничего, всё хорошо. До свиданья! говорит. — Спасибо вам! Всё в порядке на могилке.

(А он уже, пока они спали-то, так винтовку в руки взял и дежурит за часового, никого не подпускает. Кто подойдет, так: «Стой! Не подходи!»- кричит.)

Распрощался с этим часовым, с караульным начальником, с разводящим и пошел домой.

Приходит домой. Они у него на квартире.

— Ну, дедушко, купи водки, выпьем мы, — говорит тот Семенов.

Он пошел да четверть — раньше четверти были, пять бутылок, — четверть принес водки. Выпили. Ну, а эти товарищи — караульный начальник, да… они жили как-то с города-то на окраине, где-то далеко там они, отдельно. Не смеют пить.

— Пойдем мы, — говорят, — домой потихоньку, знаешь, тайком будем. В случае чего — так в подвале, да прятаться. А то узнают, опять поймают и опять расстреляют.

— Ну ладно, идите.

Они пошли по домам. А Семенов с сапожником остался тут. Сапожник бумажник подает Семенову. (Когда его расстреляли-то, так там было около трехсот тысяч рублей денег и горошинки-то эти. «Вот, говорит, дедушко, дядя, говорит, все хоть деньги израсходуй, а как хошь — выкопай яму и меня достань»…)

А он подает ему бумажник-то.

— Вот, — говорит, — племянничек, я твоих денег израсходовал, считай сам: кошель полный купил водки да пятнадцать лопат, уплатил по рубль двадцать пять копеек за лопату, ну и рабочим еще по пятнадцать рублей дал каждому, на пятнадцать человек. Вот считай. А остальные деньги все налицо, бери, пожалуйста.

А он говорит:

— Нет, дядя, — говорит, — мое дело молодое, деньги дело нажитое. Пускай деньги у тебя, мне не нужно ничего.

А горошинки эти взял себе.