Возможно, свой срок Передойко и заслужил — в конце концов, потащил драгоценности к скупщику краденого именно он. Но Кравцов предполагал, что отнюдь не псковский крестьянин стал организатором и единственным исполнителем кражи… Кражи, состоявшейся в первое же 18 июня после смерти графини Самойловой.
Кто же вы такая, Юлия Павловна? В какую бесовщину ввязались в «Графской Славянке»? На чьей выступали стороне?
Ответов не было.
Зато у Кравцова появилась догадка о судьбе Спасовской церкви в дни Великой Отечественной. Сомнительную честь уничтожения дворца и штаба франкистов приписывали себе многие — и, судя по всему, действительно имели место несколько авиационных и артиллеристских налетов. А вот разрушение церкви не брал на себя никто: «пострадала в дни войны», и точка. Но, похоже, именно в один из артналетов снаряды как ножом срезали купола красавицы-церкви. Кравцов не сомневался, что произошло это именно в самую первую из названных в разных источниках дат. 18 июня…
…Запиликал мобильник. Кто бы это так поздно? — недоуменно подумал Кравцов. Потянулся за лежавшим на подоконнике телефоном — и понял, что уже совсем не поздно. Более того, уже и не рано. Высоко поднявшееся солнце перевалило через руины графского дворца. Называется — заработался…
Звонил Чагин.
— Долгонько работаете, Леонид Сергеевич, — сказал он после приветствия.
— А вы за окнами наблюдаете? — Подпустить в голос ехидство у Кравцова не получилось. Только сейчас он понял, насколько устал. — Или внутри камеру установили?
— Работа у нас такая… — не стал конкретизировать Чагин. — Но если к вам заявится
Попав «под колпак», возмущаться нечему, подумал Кравцов во второй раз за минувшие сутки. Интересно, что успеют пресловутые ребята, если в гости заявится, скажем, Сашок в мечом в руках? Всего лишь взять убийцу с поличным — над трупом безвинно зарубленного писателя? Не лежат же «ребята» в засаде под пинегинским «траходромом»? Так что расслабляться не стоит. А вот если кто-то постучит в дверь вагончика — отпирать надо с дробовиком в руках.
Не дождавшись ответа на последнюю свою реплику, Чагин продолжил:
— У меня для вас две новости.
— Хорошая и плохая? — снова попытался сыронизировать Кравцов.
— Скорее обе нейтральные. Во-первых, все экспертизы по убийству бизнесмена Ермакова закончены. Завтра тело выдают семье. И завтра же для организации похорон приезжает Наталья Васильевна, из… В общем, оттуда, где она до сих пор находилась. Вместе с детьми. Вы, кажется, хотели с ней увидеться?
— Я этого вам не говорил. Я просил обеспечить их безопасность.
— Подразумевали, Леонид Сергеевич, подразумевали… Так что примите информацию к сведению. Вторая новость: я получил ответ на свой запрос по старым делам Комитета — и всех его предшественников — связанным с «Графской Славянкой». По
Оперативно, ничего не скажешь, подумал Кравцов. Две истории… И у бывшего гэбэшника Архивариуса — тоже две. Но тот поведал истории древние, дореволюционные…
— Первое дело, — продолжил Чагин, — это смерть в восемьдесят восьмом году Станислава Пинегина, известного в своем кругу «черного следопыта». За этими людьми традиционно приглядывала не милиция, но Контора — однако его убийство так до сих пор и не раскрыто. Я знаю, некоторые слухи дошли в свое время и до вас, частично вы в курсе дела, — но папочку с копиями кое-каких любопытных документов завезу для ознакомления при оказии. Оставить насовсем, извините, не смогу. И — имена проводивших расследование людей заменены не имеющими отношения к действительности псевдонимами. Даже в тех материалах, что получил я. Вы, надеюсь, понимаете причину…
— Понимаю… А второе дело?
— Вторым занимался еще Отдельный корпус жандармов… Предания старины далекой. Зато все имена — подлинные. Имейте в виду: в печать эта информация никогда не попадала. Если захотите использовать — эксклюзив ваш.
Вот оно что, подумал Кравцов. Похоже, все-таки нашлось пересечение с рассказом Архивариуса.
Он ошибся. Потому что Чагин сказал:
— Дело касается исчезновения жандармского офицера Дибича, который как раз в «Графской Славянке» вел…
— П-повторите еще раз фамилию, — перебил Кравцов, чувствуя, что губы деревенеют, с трудом выговаривают звуки.
— Отдельного корпуса жандармов штабс-ротмистр Иван Ильич Дибич, — с легким удивлением повторил Чагин, явно зачитав по бумаге. — Но известному в те времена графу Дибичу он не приходился родственником…
Он говорил еще и еще: о знаменитом провокаторе Шервуде-Верном, о его доносе на графиню Самойлову, о том, что расследование ни в малейшей мере не подтвердило выдумок доносчика — однако в самом конце его загадочно и бесследно исчез жандармский офицер, занимавшийся делом…
Кравцов слушал вполуха. В голове билось одно: «Штабс-ротмистр Дибич… Штабс-ротмистр Дибич…»