Лорейне удалось не измениться в лице. Она спросила вполне спокойно:
– Ты знал, что она сделает после этого?
– Я знал, что она сделает что-нибудь, что повлияет на расклад в этом городе. Что именно сделать – был её выбор. Она могла сдать его, чтобы отомстить, это сильно подорвало бы её престиж, но она могла сохранить часть уважения, которое питали к ней наблагие, и со временем восстановить репутацию. Она могла покинуть Чикаго. У неё взрывной характер, но она умна. Но она выбрала то, что выбрала.
– Как ты думаешь, почему она его убила? Из мести или чтобы спасти?
– Кто же это знает? Если бы она не убила его, ему могла грозить истинная смерть от холодного железа. Но для этого нужно было доказать, что он в самом деле довёл этих женщин до самоубийства. Теперь, когда его нет, а она в тюрьме, сделать это гораздо труднее. Его семья, разумеется, старается замять дело, но Ронан уверяет, что однажды его найдут и он будет наказан.
Они помолчали немного.
– Я всё думала, кто же нас сдал, – всё же произнесла Лорейна Суини.
Дилан Маккена кивнул:
– Я. Конечно, я. Я понимал, что будут последствия. Это было неприятно, но я это пережил.
– Зачем?
– Видишь ли, я не слишком люблю ши. И леди Ли – не лучшая, вокруг кого могут объединяться неблагие Чикаго.
«Так уж устроен этот проклятый город, где всё построено на обмане ради выгоды, где все надежды и обещания оказываются пустыми, – с горечью подумала Лорейна. – Даже Городом Ветров его прозвали не из-за ветра, то и дело рвущего на клочки улицы, расположенные по сторонам света, и тучи высоко над ними, а из-за лжи политиков». Она вспомнила Чарльза Дану, первого, кто в сердцах поименовал так Чикаго: язвительный репортёр «Нью-Йорк Сан» вышел из себя из-за пустых обещаний политиков на Колумбийской выставке. Это было в 1893 году, но с тех пор ничего не изменилось: ради наживы и власти люди по-прежнему готовы на всё.
– Теперь её место займёшь ты?
Впрочем, у Маккены в этом случае оказались другие интересы:
– Нет, что ты, – он почти усмехнулся. – Ни в коем случае. Зачем мне это? У меня свои дела. Но будет интересно посмотреть, кто поднимется наверх. И что это принесёт городу и мне. Это начало новой истории.
Хорошо, что она не успела сказать ему «я тебе должна». Хорошо, что не успела предложить ему ни пирог с ежевикой, ни сорок поцелуев за сорок плетей. Хорошо, что Дилан Маккена начал этот разговор первым и сказал достаточно. Почти с облегчением Лорейна попросила:
– Ответь на два вопроса.
– Конечно.
– Я тут последние дни пыталась разузнать, что ты любишь, кроме хороших новостей и выбитых зубов?
– Ну и как?
Единственное новое, что она узнала о нём, – у него есть доля в некоторых стрип-клубах и подпольных борделях. Но это она не собиралась обсуждать.
– Похоже, никто не знает.
– Я люблю, когда мои друзья берут трубку, если я звоню. И когда они внимательны к моим просьбам.
– И о чём ты хочешь попросить? – обычно так ей предлагали очередной заказ.
– Ни о чём. Просто имей в виду. А какой второй вопрос?
– Почему ты всегда такой мрачный?
– Живу здесь давно.
В сказках всегда много правил. Вход в волшебную пещеру открывается, только если произнести нужные слова. Герой снова оживёт, если побрызгать на него сначала мёртвой водой, а потом живой, и ни в коем случае не наоборот. Принцесса выйдет замуж за рыцаря, только если он точно исполнит условия, поставленные королём.
Сказочные правила строги, как математическая логика.
Кстати, о математике… точнее, о статистике.
Никто не может точно подсчитать, сколько же в мире китейнов. Но если взять их численность в больших городах, то получится, что фейри составляют приблизительно 0.1 % населения. Это десятки, иногда сотни, но никогда не тысячи. Две трети из них не смогут осознать свою истинную суть. Около четверти оставшихся погибнут в первые годы после своего Пробуждения.
Проблема в том, что примерно в сорока процентах случаев у китейнов-родителей рождаются не китейны. Вторая проблема, что людьми эти дети тоже не являются…
– Я всё-таки не понимаю, Ло, – пробурчал Эдвард, когда они обсуждали это первый раз. – Как у двух кого-то может родиться третий не такой же?
– Ты читал сказки?
– Чаще слушал. Обычно в зале суда.
– В старых ирландских и валлийских сказках рассказывают о людях, в жилах которых течёт кровь фей. Они не феи, они люди, но среди их предков были фейри.
– И что?
– А иногда рождаются подменыши: люди думали, что феи подменяют ребёнка в колыбели на младенца-фейри. На самом деле душа фейри входит в тело младенца, в жилах которого течёт кровь фей – в этом и только в этом случае, это обязательное условие. Такое, знаешь ли, «нечто не берётся из ничто». Но иногда это не срабатывает. Так случилось с моими родителями: они были китейнами, а я нет. Во мне просто много крови фей. Очень много. Когда фейри смотрят на меня, то не сразу понимают, что я не точно то же, что и они. Что я просто человек.
Эдвард задумался. Лорейна не знала, как он выглядит после смерти, и представляла его по-прежнему крупным, коренастым, полноватым мужчиной с насупленным лицом и высокими залысинами.