Сказки мёртвого мира. Тсс…

– Не знаю, не видал. Наконец-то достойная личность! Какой-то ты умиротворённый, приятель. Зуб даю, денёк выдался лучше некуда! И знаешь что? Самое время заполировать его сытным ужином! До тебя тут гражданин уже цапнул одну, обещал через пару часов вернуться за второй. Бери-ка ты сейчас, иначе будешь кусать пятки, а не крыску. Смотри какая! А! И всего-то тридцать пять эмок. За так отдаю, поэтому никакого торга!

Не успеваю я договорить – а мужичок уже втюхивает крысу светлокудрому юноше. Тот просто проходил мимо, а теперь стоит и внимает с ангельски чистым лицом. Чистым во всех смыслах – на его лице нет ни пятнышка грязи, ни болячки, ни шрама, ни даже морщины. В его серых глазах тоже нет ни пятнышка тревоги, ни злобы, ни усталости, ни даже любопытства. Жуткое лицо.

Что ж, опять неудача, но я и не думаю сдаться. Я высматриваю ещё кого-нибудь, кто может мне помочь, и по-прежнему держусь подальше от стаи оборванцев, парализованных видом мёртвого мяса на шнурке крысолова. Постоянный голод без остатка высосал этих несчастных – сначала плоть и кровь, затем стремления, мысли, чувства, страхи, веру, надежду. Это уже не люди, это пустоглазые оболочки, которыми управляют двигательно-хватательные рефлексы. Покажи им еду – и они будут плестись за тобой бесконечно. Брось им еду – и они вмиг разорвут её на кусочки. Пожалуй, страшнее плохих людей только полые: у первых пусть гнилая, но всё-таки есть душа, у вторых внутри одна пустота. И что самое пугающее – с каждым годом, месяцем, днём полых среди нас всё больше.

Я резко останавливаюсь – прямо передо мной лысый амбал с плоским затылком треплет за ухо щуплую девчушку.

– Я тебе покажу, мелкая гнида, как шарить у меня по карманам! Пошли в падик, а? Я тебе всё покажу!

– Пусти, никуда не пойду! Сам гнида!

Внутри у меня вскипает. Терпеть не могу, когда всякие козлы пристают к детям. У меня есть неотложное дело, но внутренний голос шлёт всё к чертям – и я даже не пытаюсь заткнуть его. Я знаю, каково это, когда на тебя наваливается центнер похотливого мяса, соплей, пота и вони, – сама когда-то была такой же беззащитной девчонкой с симпатичным лицом. С того времени много дождей пролилось – и головни рокового пожара давно остыли. С тех пор козлы ничуть не изменились, а вот меня не узнать.

Я подхожу к амбалу сзади и отвешиваю ему размашистого леща. Сочный шлепок отскакивает от складчатого затылка и растворяется в гуле многоголосой улицы. Амбал замирает в полусогнутой позе, вжимая голову в плечи, и так стоит секунд пять, приходя в себя.

– Вот это ни хрена себе, а…

Не отпуская девчушки, он поворачивается и видит не отъявленного головореза, а всего лишь меня в военной куртке под низко надвинутым капюшоном. Он до того удивлён, что разучивается моргать. Девчушка, кстати, тоже.

– Ты кто, чучело? Ты вообще в курсе, на кого нарвалась, а?

– Убери лапы от ребёнка.

– Сейчас уберу… в твою пасть.

Ну попробуй! Одной рукой я скидываю капюшон, другую сую в карман – и мои пальцы стискивает металлический холод кастета. Ещё секунду назад такой решительный, амбал отступает на шаг и забывает не только как моргать, но и как держать рот захлопнутым. Его потрясённый взгляд мечется между моим лицом и карманом. Он понимает, что в куртке у меня спрятано нечто опасное, но чего никак не может взять в толк – так это как реагировать на мою внешность. Пока он в замешательстве, я действую.

– Пусти ребёнка.

– Да я тебя…

– Ты уже угрожал, но не сделал. Я не буду угрожать.

Амбал забывает вообще про всё на свете, и его взгляд намертво приковывается к моему лицу. Я делаю шаг вперёд. Он выпускает девчушку и отходит ещё на два шага назад.

– Не хочешь узнать, что она сделала, а?

– Нет, вали.

– Она…

– Вали.

Я тоже делаю два шага – на него. Амбал пятится, пятится, наталкивается на кого-то спиной, разражается матом, вминается в шевелящуюся людскую массу, растворяется в ней. Я снова набрасываю капюшон на голову, а девчушка по-прежнему стоит как вкопанная и не мигая смотрит на меня. На её бледных щеках – россыпь медных веснушек. На плечиках – драный пуховик, заклеенный скотчем тут и там. Почему-то на одной ноге – кед, а на другой – резиновый сапог. Я не спрашиваю почему – и так потеряла уйму времени. Я хочу вернуться к своим поискам, но девчушка осторожно тянет вниз полу моей куртки.

– Спасибо, что помогли.

– Не стоит.

– Всё равно спасибо.

Я иду дальше, но она почему-то не отстаёт. И опять я не спрашиваю почему. Лучше прогоню её, чтобы не мешалась.

– Слушай сюда, веснушка. Раньше было много крокодилов – это такие страшные зверюги. Я последняя из них. Таких, как ты, я ем на завтрак, а таких, как тот лысый, – на обед. Сейчас не утро и не день – вам обоим повезло. Он это уже понял, ты – нет. Потеряйся.

– Погодите, погодите, вы ищете кое-кого, я слышала. Он пришёл со стороны той улицы. Белые волосы такой длины, розовая кожанка…

– Мне неинтересно, что ты слышала от меня же.

– …бутылка водки.

Уму непостижимо, какое всё шаткое в этом сдвинутом мире – и как может моментально перевернуться с ног на голову. Теперь уже я стою и не моргаю.