Сказки на витражах

По дороге пастух нарвал большущий букет. Не розы – простые ромашки, вперемешку с лютиками и купальницами. Это все, что он может предложить Марте. И любовь, конечно – пылкую, горячую, с которой даже зимой им двоим не будет страшен самый лютый холод. Если передумает – сделает его самым счастливым человек. А нет… Что ж, он по-прежнему будет пасти овец. И по вечерам рассказывать в трактире, как его самого чуть было не увлекли в свои сети луговые феи.

Осенняя меланхолия

Коралловый остров – так она называла свой заброшенный сад. С заросшими извилистыми дорожками, ажурными мостиками и укромными беседками. В поскрипывании ступенек все еще угадываются неясные обрывки давно позабытых бесед.

Как давно это было, как далеко…

В полном одиночестве, подняв воротник плаща, хозяйка дома целыми днями бродила среди молчаливых деревьев. Теперь они – ее собеседники. И касаясь шершавой коры, она научилась угадывать, о чем шепчется ветер в верхушках крон. Конечно же, о любви, как иначе.

Мягкий ковер вечной осени простирается от парадной лестницы до самого отдаленного уголка сада. Равнодушный взгляд теряется в круговороте красок. Чего-то не хватает, но чего же именно?

Легкий жест – и рядом с пылающим кустом боярышника распускаются черные гранаты роз. Повинуясь слепому капризу, в мгновение ока заполняют все вокруг. Поднеся к губам нежный шелк лепестков, женщина горько усмехается про себя. Когда-то розами был усыпан паркет, и танцующие пары кружились среди нежного аромата. Сколько обещаний, надежд, горечь разочарования и предательства…

Острые шипы пронзают застывший воздух, но не в силах проколоть тугую перчатку. Алая капля зависает в воздухе, прежде чем разбиться россыпью кровавой брусники на обжигающе-холодном льду.

Когда-то, очень давно…

А теперь она – пленница собственных воспоминаний. Одна в огромном пустом доме.

Вихрь лепестков увлекает ее в тоскливом вальсе. Мысли кружатся беспорядочным калейдоскопом. День ото дня, ее фигура скользит среди деревьев. Круговорот снов рассыпается за ней, опадая снежными хлопьями остывшего пепла.

Ловец снов

Золотая паутинка. Ажурно-легкая, словно на деревянный ободок натянули солнечное кружево. В переплетении нитей застывшей росой дрожат стеклянные бусины, переливаясь всеми оттенками фазаньего пера. Среди них выделяется одна, почти черная. Она – для особого гостя.

Неслышно, она скользит над спящим городом. Складки платья тяжелеют, из невесомо-белых становятся серыми, как туман – к дождю. Тонкие пальцы перебирают паутину снов, посылая на землю видения. Те рассыпаются каплями, барабанят в закрытые стекла, росой оседают на покачивающихся ветвях.

Вот и его окно. Замерев на мгновение, Эфира стряхивает влагу с плаща, откидывает завитки волос. Можно не таится, он ее уже видел. В ту ночь она отвлеклась, и ветер откинул покрывало. Кто же знал, что досужий художник не спит допоздна?

Он ее рисует, и получается очень даже похоже. Прищурившись, фея снов разглядывает набросок. Вот тут немного ей польстил, и вот здесь. Хорошо, но кажется, что чего-то недостает.

Приготовленная жемчужина на миг замирает в руке – стоит ли?

Всего одна капля – и ночное небо расплывается по холсту, наполняет светом каждую складку, серебрит непослушные локоны из-под вуали. Звезды прячутся в переплетении холста, лукаво выглядывают из-под густых ресниц. Лунные подтеки смешиваются с красками – оно и к лучшему, хватит еще на парочку картин.

Будет ему подарок за храбрость.

Приложив палец к губам, Эфира склоняется над сладко посапывающим мастером. И… посмеиваясь про себя, сажает серебристого паучка на самый кончик перепачканного краской носа. А это небольшой довесок, за дерзость. Ведь у нее в глазах беспроглядная тьма, а на портрете – небесная лазурь. О ком ты думал, человек, когда писал облик ночи?

Витражи

Жил да был художник. Лучший в своем деле – а занятие по жизни он выбрал себе не совсем обычное. Собирать кусочки стекла воедино, выстраивая гармоничные сюжеты. Его витражи парили во всех храмах столицы, со всей округи приезжали люди, чтобы хоть разок полюбоваться на сцены Божественного писания.

–Словно в раю! – шептали и верующие, и убежденные атеисты, потому что никого не оставляла равнодушным величественная красота.

Работа пользовалась спросом – не только церковники, но и зажиточные горожане готовы были платить золотом, чтобы иметь у себя в доме частичку неба. Дом художника был одним из самых больших в городе, с видом на главную площадь. Каждый вечер двери открывались нараспашку для всех желающих, дорогое вино лилось рекой. Гости без устали восхваляли талант хозяина, презрительно отзываясь о других, менее успешных мастерах. Слышать подобное, согласитесь, очень приятно.

И все было бы хорошо, пока…

Пока однажды художник не заболел. Руки тряслись и не могли удержать даже ложку, что уж говорить про хрупкое стекло. Зрение тоже начало подводить. День ото дня художник с ужасом осознавал, что окружающие его предметы все больше теряют ясность. Как теперь работать? Ведь заказчики не будут ждать.