Остановившись на постоялом дворе, Ширванадыл и его визири отдохнули после дороги, поели, попили чаю, а потом отправились во дворец. Миновали гости одни ворота — Гульджахан дала им столько золота, что и не сосчитать. Миновали другие — еще получили. Когда же прошли последние — восьмые ворота, — то их торбы, куда они складывали полученное золото, оказались переполненными. Тогда они стали рассовывать монеты по карманам, за пазуху.
Когда гости собрались уходить, Гульджахан спросила их:
— Дорогие паломники, куда же вы торопитесь? Зайдите в комнату для гостей, там вас накормят, напоят всем, чем пожелаете, а потом идите с богом. У нас такой обычай: кто приходит к нам, будь он падишах или нищий, должен погостить у нас.
И она повела удивленных такой щедростью паломников в покои, где был расстелен сача́к[35]
и на нем всякие яства в чашах из чистого золота. Гульджахан предложила каждому из гостей взять, что им понравится, на память. Но дивана наотрез отказались.— Нет, нет, — сказала Гульджахан, — у нас такой обычай: если мы угощаем гостя, то отдаем ему посуду, из которой он ел-пил.
Действительно, такой обычай у нее был, и она строго соблюдала его. Не уважить обычай — обидеть хозяина. Поэтому Ширванадыл взял посуду, которой пользовался.
— Уважаемые гости, — снова сказала Гульджахан, — вы, наверное, много видели, а ведь говорят: кто много видел — много знает. Расскажите нам что-нибудь, а мы послушаем. Особенно мы любим слушать мудрые пословицы и сказки.
— О уважаемый падишах, сейчас нам нечего сказать, — ответил Ширванадыл, — мы еще не собрались с мыслями. Если позволите, мы придем вечером и расскажем.
— Что ж, это можно, — сказала Гульджахан.
Ширванадыл со своими спутниками пришел вечером.
— Первым будет говорить тот, — сказала Гульджахан, — кто больше знает.
— Если позволит падишах, — сказал Ширванадыл, — первым буду говорить я.
— Хорошо, — согласилась Гульджахан. — Тогда эту ночь мы будем слушать тебя. А твои спутники могут идти и спокойно отдыхать в покоях для гостей.
Пока Ширванадыл рассказывал о том, что видел или слышал, Гульджахан много раз нарочно вставала и выходила во двор. И каждый раз величественный повелитель Ширванадыл поспешно то подавал, то принимал от нее обувь.
— В стародавнее время, — рассказывал Ширванадыл, — жил-был очень умный и справедливый падишах. О его щедрости и благородстве в народе слагали легенды. Часто, оставаясь наедине с самим собой, он думал: «Такого человека, как я, еще не было на земле и, наверное, не будет». Однажды, когда он сидел в тяжком раздумье, к нему пришел какой-то нищий и стал просить милостыню. Падишах дал ему монету. Тот вернулся и попросил вторую. Падишах не мог потерпеть такой наглости и прогнал его. Тогда нищий сказал, что падишах оказался не таким щедрым, как о нем ходит молва, а вот, мол, в такой-то стране падишах так падишах. Ни по щедрости, ни по справедливости нет ему равных в целом свете. Падишах не поверил словам нищего и отправился в страну, чтобы лично убедиться в истинности слов нищего. Оказалось, нищий ничего не преувеличивал. Тогда падишах тоже стал добрым и щедрым. С тех пор на земле стало два падишаха, равных по уму, благородству и щедрости.
— Но гость кое-что упустил, — сказала Гульджахан. — Действительно, падишах стал щедрым, но не от души, а от зависти к славе другого. А ведь ему лучше было бы оставаться самим собой… О, кажется, уже поздно, гость, наверное, устал, ему пора отдохнуть… Спокойной ночи… А завтра приходите опять, я тоже кое-что расскажу.
Назавтра Ширванадыл пришел со своими визирями снова. Гульджахан села на трон, гостей усадила на почетные места рядом с собой и начала рассказывать о том, как один шах подслушал разговор трех сестер, как он осуществил мечту двух старших, а младшую, вместо того чтобы взять себе в жены, бросил на съедение хищным зверям в пустыне. Ширванадыл несколько раз порывался встать, чтобы уйти с глаз долой, но Гульджахан не отпускала его до тех пор, пока не рассказала все, вплоть до того, как этот шах когда-то с гневом отверг дерзновенную мечту девушки о том, чтобы падишах подавал ей обувь, когда она выходила бы из покоев, и принимал эту обувь по ее возвращении к себе, и как она потом все-таки заставила падишаха подавать и убирать обувь и ее желание осуществилось.
От всего услышанного Ширванадыл пришел в такое замешательство, что не знал, куда спрятать глаза. В довершение всего Гульджахан вышла и вернулась в девичьем наряде.
— Вот так, падишах Ширванадыл, — сказала она, улыбаясь. — Все-таки ты мне подавал обувь. Может быть, я ошиблась? — лукаво спросила она.
Гульджахан с большими почестями проводила падишаха Ширванадыла и его визирей. Сама же она много-много лет оставалась мудрым, справедливым и щедрым падишахом, самым мудрым, справедливым и щедрым на земле.
ГАРЬЮЛАЙ-МЭРГЭН И ЕГО ОТВАЖНАЯ СЕСТРА АГУ-НОГОН-АБАХА
Бурятская сказка