А мальчик всадил костяной клин в раскол бревна, что его крепко сдавило, изогнулся, схватил камень, начал клин забивать.
Шире и шире щель становится, уже дышать легче, уже чуть-чуть повернуться можно. До тех пор камнем по клину бил, пока бревно надвое не раскололось.
Взвалил мальчик обе половинки бревна на плечи, поволок в селение. Там у большой хозяйской юрты на землю бросил, крикнул:
— Эй, Канаагутух! Вот дрова, что ты на морском берегу оставил.
Канаагутух заскрежетал от злости зубами. А мальчик-девочка к матери отправился.
Трех дней не прошло, опять явился Канаагутух к женщине.
— Иду на скалы — яйца кайры собирать. Дочку твою, пожалуй, возьму, пусть приучается к делу.
Мать из землянки ему крикнула:
— Хорошо, хорошо, сейчас девочку одену!
Сама торопится, сыну под кухлянку нежный гагачий пух подсовывает. Потом вывела его.
— Очень толстая у тебя девочка, — говорит Канаагутух. — Видно, слишком много еды вам даю!
Пришли на морской берег, на высокие прибрежные скалы взбираются. Доверху долезли, Канаагутух сказал:
— Вон сколько зеленых, в черных пятнах яиц кайры на уступе нанесли! Не ленись нагибаться — голова не отвалится, спина не переломится!
Мальчик низко нагнулся, зазвенели девичьи подвески. А Канаагутух сзади подкрался, столкнул его вниз.
Сорвался мальчик с высокой скалы и вскрикнуть не успел. Падает, ударяясь об острые камни. Да мягок пух птицы гаги — кухлянку порвал, а сам даже не ушибся.
Канаагутух ему вслед не посмотрел, спустился по другой стороне скалы. Идет в селение довольный.
«Теперь-то, — думает, — я с ним справился!»
Вечером сидел на камне подле юрты, отдыхал. На душе у него легко — некого бояться. Зато его самого все боятся! Вдруг смотрит: идет к нему мальчик в девичьей одежде, в подоле кухлянки кайриные яйца несет.
— Эй, Канаагутух, — говорит, — может, тебе покажется, что мало яиц, да больше в подоле не умещается. Если хочешь, завтра сам иди собирай!
Сдвинулись у Канаагутуха брови, лицо потемнело. На глазах растет враг! И никак от него не избавиться!
Назавтра позвал мальчика с собой на тюлений промысел. Мать сына недолго собирала, даже порванную кухлянку зашить не успела. Только сунула ему в рукав остро отбитый каменный нож да иголку из рыбьей кости с жильной ниткой.
Лежбище тюленей на пустынном острове было. Канаагутух с мальчиком на большой байда́ре[78]
туда поплыл. Много тюленей набили. Потом Канаагутух велел мальчику таскать тюленей в байдару. Мальчик всех тюленей перетаскал, одного в куче морской капусты, морем на берег выкинутой, спрятал.— Ну, все, что ли? — Канаагутух кричит.
— Все! — отвечает мальчик.
Тут Канаагутух вскочил в байдару, оттолкнулся, веслами замахал.
«Наконец-то, — думает, — я его перехитрил!
Пусть попробует с пустынного острова до меня добраться!»
Стоит мальчик на каменистом берегу, Канаагутуху вслед смотрит. Гнев заставляет его сердце о ребра колотиться, а страху в нем ни капельки нет.
Скрылась вдали байдара. Мальчик принялся за дело. Спрятанному тюленю ножом, что мать дала, брюхо разрезал, снял с него шкуру. Отрезал кусок сала, с этим салом в шкуру тюленя забрался, зашил ее изнутри, поближе к берегу перекатился.
Начался прилив, подхватили шкуру с мальчиком волны, унесли в открытое море. Сколько мальчика так носило, ему не сосчитать — темно ведь в тюленьей шкуре, не понять, когда день ночью сменяется, ночь днем становится.
Наконец прибило его к берегу. Лежит тюлень на песке, не разберешь — живой ли, дохлый ли. Как раз в это время девушка из тех мест плавник для очага собирала. Увидела тюленя, обрадовалась.
«Жиру натоплю, — думает. — Будет зимой и тепло, и светло!»
Каменным ножом разрезала тюленю шкуру на брюхе. Тут и выскочил из нее мальчик. Да не мальчик уже — юноша! Сильный, красивый. Вырос он, пока по волнам его носило.
Юноша девушке понравился, и она ему приглянулась. Повела девушка его в свою юрту. Сшила ему хорошую мужскую одежду. Скоро замуж за него вышла.
Спокойно бы юноше жить с молодой женой, а он не спокоен. Мать ему жалко. «Как она там без меня живет?» — думает. И злой обидчик, Канаагутух, из памяти не идет. Кто ему за все отомстит?
Юноша в первый же день, только в юрту жены вошел, приметил орлиную шкуру. Висела она над головами посреди юрты, расправив широкие крылья.
Спросил у жены. Она ответила:
— Орел — покровитель нашего рода. Дед мне говорил: когда он был маленьким, и тогда эта шкура здесь висела. И еще он говорил: если придет беда, враг нападет, надень орлиную шкуру — она поможет. Хорошо, место у нас глухое, мирное, на нашу сторону чужие редко забредают.
Снял юноша шкуру, на себя надел. Орлиную силу почувствовал, сразу захотелось ему ввысь взлететь. Расправил руки-крылья, сильными лапами от земли оттолкнулся, над юртой три круга сделал. Опустился, жене сказал:
— Однако, хорошо получается. Надо опять попробовать!
В этот раз схватил когтями камень весом с малого ребенка, стал с ним в небе кружиться. Опять опустился — камень побольше, весом с подростка, поднял. С ним полетал. Три дня набирал силу, к высоте приучался. Потом сказал жене: