Когда он, разгоряченный ребяческими забавами, приходил вечером домой, госпожа Бовис, задумчиво поглядывая на его гриву, только и говорила: «Молодо — зелено!» И ещё: «Ах, сыночек, что-то ты нынче опять разлохматился!» Матушка Бовис была сама доброта…
Алоис достиг отроческого возраста, и главной радостью его сделалось ученье. Первый ученик, в школе он всегда отличался образцовым прилежанием и примерным добронравием, а по пению и ритмическим танцам неизменно получал высший балл.
— Правда ведь, маменька, — говорил он каждый раз, принеся домой похвальный отзыв господина учителя. — Правда ведь, когда я вырасту, я смогу стать директором театра?
И всякий раз госпожа Бовис украдкой утирала слезу. Милый мальчик, невдомек ему, что эту должность может занимать лишь самый настоящий баран. Она вздыхала, гладила его по головке, приветливо помаргивая глазами, и с нежностью глядела, как бежит он на лужок делать уроки, — нескладный такой, с тоненькой шейкой и кривоватыми слабыми ножками, какие бывают у подростков.
«Осень наступила…» И тогда было сказано: «Детки, будьте осторожнее, не ходите далеко, особенно в сумерках, когда солнышко садится. В недобрые края пришли мы — кровавый убийца, свирепый персидский лев творит здесь разбой».
И всё более диким становился Пенджаб, всё мрачнее, всё суровее природа.
Скалистые отроги гор близ Кабула вонзаются в зелень долин, бамбуковые заросли встают дыбом от страха, а над болотами лениво витают белоглазые демоны лихорадки, при каждом вздохе исторгая тучи ядовитой мошкары.
Овечье стадо в молчании и страхе шло ущельем. За каждой скалой — смертельная опасность.
И вдруг воздух содрогнулся от жуткого глухого рева — вне себя от ужаса овцы бросились бежать.
Огромная тень метнулась из-за ближней скалы — прямо на господина Смушку, который шел последним.
Могучий старый лев!
Господин Смушка, без всякого сомнения, погиб бы, но в этот миг произошло нечто совершенно непредвиденное. В веночке из маргариток, с букетиком георгинов за ухом, мимо галопом промчался Алоис, заливисто блея: «Бе-е, бе-е!»
Словно молния ударила тут в землю — старый лев застыл на месте и в безмерном изумлении уставился вслед беглецу.
Долго не мог он издать ни звука, а когда наконец свирепо зарычал, Алоис был уже далеко и в ответ снова проблеял: «Бе-е, бе-е!»
Битый час простоял старик, погруженный в глубокое раздумье: всё, что когда-либо доводилось ему слышать или читать о разнообразных обманах чувств, перебирал он в своей памяти.
Но тщетно!
Холодная ночь спускается в Пенджабе на землю во мгновение ока. Зябко поеживаясь, старик застегнулся на все пуговицы и побрел в свое логовище.
Но сон бежал от него, и когда в облаках зеленым огнем разгорелся гигантский кошачий глаз полной луны, лев встал и пустился вдогонку за стадом.
Лишь на рассвете нашел он Алоиса: тот, по-прежнему с цветочками в гриве, сладко спал под кустиком.
Лев положил ему лапу на грудь, и Алоис вскочил с испуганным «бе-е».
— Сударь! Оставьте же наконец это ваше «бе-бе»! С ума вы сошли? Да что ж это делается, господи боже, ведь вы лев!
— Прошу прощенья, мне очень жаль, но вы заблуждаетесь, — несмело отвечал Алоис. — Я барашек.
Старого льва так и затрясло от ярости.
— Вы что, потешаться надо мной вздумали?! Всяких там бяшек — на здоровье, можете морочить, сколько вам угодно…
Алоис прижал лапу к сердцу и, устремив на льва ясный, открытый взор, сказал с подкупающей искренностью:
— Слово чести, я баран!
Тут старик ужаснулся, как низко пал его соплеменник, и велел Алоису рассказать о себе.
— Всё это, — резюмировал он, выслушав историю Алоиса, — весьма загадочно и совершенно непонятно, но то, что вы лев, а никакая не овечка — это точно. Если вы, черт возьми, мне не верите, то извольте сравнить ваше и мое отражения вот здесь, в пруду. И давно уже пора вам научиться рычать подобающим образом, смотрите, вот так: р-р-р-р-р! — Он так зарычал, что вода в пруду подернулась рябью и стала похожа на наждачную бумагу. — Ну-ка попробуем! Смелей, это совсем не трудно!
— Р-р… — робко начал Алоис, но сразу же поперхнулся и закашлялся.
Старый лев нетерпеливо поглядел на небо:
— Ну вот что, учитесь, упражняйтесь теперь самостоятельно, а мне пора домой.
Он посмотрел на часы:
— Ах, черт! Уже полпятого! Ну, мое почтение! — Лев помахал лапой и поспешно скрылся из виду.
Алоис стоял как громом пораженный. Значит, вот оно что! Ведь совсем недавно он окончил гимназию, где ему, можно сказать, как дважды два доказали, что он баран, а теперь!.. Именно теперь, когда он избрал поприще служения Мельпомене! А как же… как же Схоластика? Он даже заплакал: «О, Схоластика!»
Ведь они уже обо всём условились — как он придет к её папеньке и маменьке и прочее…
И матушка Бовис говорила ему на днях: «Смотри, сынок, будь пообходительней со старым Смушкой, ведь у него денег куры не клюют. Такого тестя тебе и надобно, при твоем-то богатырском аппетите!»
События недавнего прошлого проносились перед духовным взором Алоиса. Вот однажды на прогулке он рассыпался в комплиментах перед господином Смушкой, превознося его цветущий вид и богатство: