Сказки немецких писателей

— Ах! — восхищенно воскликнул Голубой Гребень и не сказал более ни слова. Белая Георгина осталась как будто не совсем довольна лаконичностью своего поклонника, и тогда Гребень спросил, кто из всех цветов удостоился чести быть её близким другом. И Георгине вспомнилась её любимая подруга Красавка.

— Эльфы забираются в её нежные колокольчики и шьют там себе платья из паутинок и пушинок одуванчика.

— Как чудесно ты рассказываешь! — поспешил исправить свою оплошность Гребешок, а его мысленному взору вдруг представилось, что Белая Георгина, серебристо-белая пылинка, улетает, порхая в воздухе, всё выше, всё дальше.

— Ах! — вновь вырвалось у Гребешка. А моя Георгина, уже, видимо, уставшая, но всё же и чарующая и очарованная, вернулась в свой стакан, свою стеклянную светелку. Однако они — Гребешок и его возлюбленная — дали друг другу слово, что станут блистающими звездами, и непременно такими, как те, что светили им в раскрытое окно.

— До чего же, должно быть, прекрасно — всю жизнь блистать… — промолвила Георгина.

— И никогда не упадем мы с небес на землю, ни я, ни ты, млечно-белая моя звездная россыпь… А люди, что ж, пусть они как-нибудь без нашей помощи загадывают желания.

КРИСТИАН МОРГЕНШТЕРН

ЗАВЕЩАНИЕ

Это было в те времена, когда обезьяна стала человеком. И вот накануне своего превращения она в последний раз призвала всех зверей земли, чтобы попрощаться с ними.

— Завтра я стану человеком, — молвила она печально, и вы покинете меня и будете меня избегать, и начнется война между моим семенем и вашим.

— Верно, война! — прорычал лев.

— Ты будешь могущественнее нас, — проревел носорог.

— И ты поплатишься за это, — язвительно добавила блоха.

— Оставим это, — усталым голосом проговорила обезьяна, — и отпразднуем сегодня все вместе праздник мира и радости.

— Да будет так! — воскликнули звери, и вот они, исполненные дружелюбия и доброты, столпились вокруг уходящей сестры своей и спросили её, не могут ли они сделать для неё что-нибудь приятное или подарить ей что-нибудь на память.

Тут у обезьяны сделалось совсем скверно на душе, и она уселась под пальмой и стала горестно рыдать.

Глубокое сострадание наполнило добрые сердца зверей.

— Мы утешим несчастную! — сказала наконец овца и первая подошла к скорбящей. Долго смотрела она в глаза обезьяне, а затем промолвила: — Носи же мой образ всегда в своем сердце, и тогда я вечно пребуду с тобой и в тебе.

За овцой последовал верблюд, пристально посмотрел обезьяне в глаза и сказал то же самое.

За ним подходили бык, осел, свинья, павлин, гусь, тигр, волк, гиена и ещё много других зверей, и все они долго смотрели на обезьяну и торжественно говорили ей:

— Носи мой образ всегда в своем сердце, и тогда я вечно пребуду с тобой и в тебе.

Последними подошли лев, орёл и змея.

Глаза у обезьяны уже слипались от изнеможения, и когда змея распрощалась с ней, её тут же сморил сон. Но смутные и ужасные видения тревожили её, и на рассвете она поднялась в полусне со своего ложа и ощупью добралась до ближайшего источника. Глаза её, с которых проясненное сознание ещё не сняло пелену, глянули в воду, которая, чуть колеблясь, отражала её облик.

Что за вид! На волнах дрожал образ простодушной овцы — или нет? Это был безобразный верблюд, высокомерно взирающий на неё из воды: а то вдруг в своем отражении она ясно различала черты кровожадного тигра; и не успела она как следует вглядеться, как увидела на волнующейся поверхности павлина, тщеславно распускающего хвост. Но вот луч солнца прорвался наконец сквозь деревья, и обезьяна очнулась от своих грез. Она удивленно протерла глаза и собралась было вскарабкаться на ближайшее дерево, как вдруг её взгляд снова нечаянно упал в источник.

И тут поняла она, что стала за ночь человеком. И отправился в путь Адам, и встретил Еву, и рассеял он свое семя по всей земле.

ГУГО ФОН ГОФМАНСТАЛЬ

СКАЗКА ШЕСТЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ВТОРОЙ НОЧИ

I