Сказки немецких писателей

И тогда благородный камень в его руке начал терять свои очертания, превращаясь в невесомую, чуть окрашенную дымку, которая подобно утреннему алому облаку заполнила всю комнату. В облаке засверкала женская фигура, сначала её очертания были бледными и нечеткими, но очень быстро они воплотились в юном цветущем существе. Прелестная дева в голубом одеянии, по-детски грациозно наклонив немного вперед голову, робко посмотрела вокруг себя и воскликнула: «Где я?» Однако сразу же в безутешном отчаянии устремила застывший взгляд на Ассада, перед которым только что застенчиво трепетала, и тяжело вздохнула, словно воспоминание о случившемся надгробной плитой придавило все её чувства. Этот вздох пронзил душу Ассада. Юношеская застенчивость, благодаря которой он держался на почтительном расстоянии от неё, исчезла, по-мужски решительно, положив руку на кинжал, выступил он вперед, склонился в поклоне и сказал:

— Благородная княгиня, если для вашего освобождения достаточно слабых сил одного человека, позвольте мне отдать за вас кровь и жизнь.

— С какой охотой я бы согласилась, — поспешно ответила она, — но вам никогда не удастся это сделать, каким бы непоколебимым ваше решение ни было, не потому, что это слишком трудно, а потому, что это слишком легко.

— Не ослышался ли я? — спросил Ассад в крайнем изумлении.

— Ваше удивление мне понятно, — отвечала она. — Вы не можете себе представить, что легкость моего освобождения от колдовских чар делает его невозможным, однако это так. Самый хитрый и коварный из всех волшебников заточил меня, дочь могущественного султана, в рубин, застав меня врасплох в саду, только потому, что мой отец в гневе отказался дать ему три капли моей крови, которые, наверно, были ему нужны для каких-нибудь злых дел. Каждый обладатель камня может разрушить колдовские чары: но, чтобы я никогда не смогла радоваться прелестям жизни, колдун придумал такой способ моего освобождения, о котором никто не догадается, просто он доступен каждому, а чтобы сделать мои муки ещё более тяжкими, он рассказал мне о нем, и я должна хранить эту тайну, как самую сокровенную, если не хочу остаться в своем заточении навечно. Ах, как меня знобит! Разве я наслаждаюсь свободой уже больше одной минуты? Подай мне кубок вина, прекрасный юноша, я хочу пить, но поторопись.

Эта просьба необычайно умилила Ассада, так как исходила, казалось, из уст умирающей, которая требует от жизни последнего наслаждения, чтобы тем самым в последний момент ещё раз обмануть жизнь, и он, отвернув лицо, протянул ей вино, принесенное хозяйкой, которое от волнения оставил невыпитым. Поблагодарив его, она выпила вино, и сразу же облако вновь обволокло её. Подобно затухающему огню, вспыхнувшему в последний раз, опалила она взглядом Ассада и воскликнула: «О боже, я так хочу жить!» Облако потемнело и сомкнулось вокруг неё плотным кольцом; сердце Ассада разрывалось от боли, таяли и исчезали её прелестные черты; он всё ещё думал, что видит глаз, смотрящий на него с невыразимой мольбой из толщи облака, но скоро заметил свою ошибку, это был не глаз, а только рубин, который лежал на столе, тускло отсвечивая в судорожных вспышках лампы, изголодавшейся по маслу. «Ее тело, её душа, о боже!» — вздыхал Ассад и всё смотрел на рубин; лампа потухла, холодная, глухая, беспросветная ночь, как живое существо, легла ему на грудь.

Прошел год. Стояло прекрасное утро. Ассад бежал от большого шумного города; тихий и бледный, сидел он на скамье далеко от городских ворот, в уединенном месте, на берегу большой реки, которой город был обязан своим многолюдьем, могуществом и богатством; в руке, по обыкновению, он держал рубин и рассматривал его в немом отчаянии.

— Какой великолепный камень! — прозвучало за его спиной.

Он обернулся и увидел пожилого человека с благородными чертами лица, которые, однако, казалось, выдавали спрятанную в самые глубокие тайники души тоску; по облику мужчины было видно, что он привык повелевать.

— Да, это великолепный камень, — угрюмо повторил Ассад и с ревнивым чувством снова спрятал рубин на груди.

— Юноша, — сказал старик, — я покупаю у тебя этот камень. Есть благородные камни, которые делают человека кротким и добродушным, есть и такие, что приносят ему желанные сны. Когда я увидел твой, мною овладела необъяснимая печаль и в душе снова возник образ дочери, которую я потерял, словно она заново родилась. Отдай мне камень и сам назови цену.

Ассад покачал головой и ответил, не поднимая глаз, бесстрастно и горько:

— Даже если ты положишь к моим ногам королевство, я и тогда не отдам тебе камень. Только смерть разлучит меня с ним, да и то нет, потому что я возьму его с собой в могилу.

— Раб, — гневно закричал старик, — ты отдашь камень, или я заберу в придачу и твою голову!

Он выпрямился над спинкой скамьи, над которой согнулся было, рассматривая рубин, и устремил на Ассада яростный, пронизывающий взгляд. Ассад ничего не ответил, но тоже встал и беззвучно улыбнулся, словно бы со скрытой насмешкой.

Старик стал белым как мел, обернулся и сделал знак рукой охранникам.