Сказки о невозвратном

Внезапно я почувствовала странное тепло где-то в районе пальцев левой руки. Тепло было ясно ощутимым, но не ласковым, а скорее жгучим. Не тепло, а жар. С каждым мгновением он становился сильнее, раздражал, и я, не выдержав, неосознанно подняла руку к лицу — посмотреть, что там. Как ни странно, у меня получилось это сделать, хотя только что я не могла даже пошевельнуться.

Это было мое кольцо. Оно жило, оно звало меня, оно горело у меня на пальце, и камень на нем сиял ярким золотым огнем — я никогда не видела ничего подобного. От него по всему телу расходились жгучие, но живительные волны, боль и холод отступали, еще немного, и я снова пришла бы в себя…

Гуру сделал шаг к столу, снова занес свой нож, схватился за краешек одеяла и стал подтягивать к себе малыша. Не отдавая себе отчета в том, что делаю, а только желая хоть как-то остановить этот кошмар, я взмахнула в его сторону обеими руками, кольцо дернулось, соскочило…

Мелькнув в воздухе, как сверкающая звезда, оно ударило Гуру в лицо, прямо в правый глаз. Очевидно, во время полета оно раскалилось еще больше, потому что тот, выронив нож, закричал от боли и схватился за место удара.

Кольцо, отлетев в сторону, упало между ним и столом. Едва оно успело коснуться пола, как из этого места ударил вверх столб ярко-золотого пламени. Я еще успела заметить, как Гуру отшатнулся в ужасе и как тетки, стоящие у стены, завопили дурными голосами. Пламя ширилось, столб расходился по кругу в огненную стену, и эта стена отделяла меня и стол, где лежал младенец, от всего остального. Я стояла, замерев в ужасе, и даже не пыталась соображать.

— Что ты застыла, как идиотка, — раздался у меня из-за спины спокойный, властный и, кажется, очень знакомый голос. Чья-то рука слегка толкнула меня в плечо. — Не стой столбом, хватай ребенка, давай, у нас мало времени.

Мгновенно послушавшись и даже не обернувшись, я метнулась к столу, схватила в охапку малыша вместе с какими-то тряпками, прижала к себе и, почему-то так и не оборачиваясь, стала отступать. Огонь к тому времени уже разошелся по всей комнате, он был везде, и я не могла разглядеть сквозь стену пламени, что происходит там, на другой стороне.

. — Пошли, пошли, — раздался над ухом тот же голос. Рука крепко ухватила меня повыше локтя, куда-то дернула, потянула, я сделала шаг назад и будто провалилась в открывшийся под ногами бездонный колодец. Вокруг меня было темно, различить что-либо было совершенно невозможно, мы куда-то то ли падали, то ли летели, и я перестала что-либо понимать, кроме одного. В руках я крепко сжимала своего ребенка.

Мое пробуждение было медленным и тягучим. Так бывает, когда просыпаешься, выздоравливая после какой-нибудь тяжелой болезни. Ты уже здоров, и чувствуешь это внутри себя, но силы еще не вернулись, и тело тянется в блаженной легкой истоме, и ты не торопишься открыть глаза. Даже зная, что впереди тебя ждет хороший день, ты все равно не спешишь покидать свой уютный кокон этого сонного состояния блаженной лени, и, хотя решение уже принято, все еще продолжаешь балансировать на грани сна и яви, здоровья и болезни, ночи и дня, и можешь лежать в таком состоянии почти бесконечно.

Мне было тепло и мягко, у меня — кажется — ничего нигде не болело, я ощущала себя непривычно здоровой и целой, и так не хотелось открывать по-настоящему глаза. Хотя бы потому, что мне было хорошо здесь и сейчас, а там, по другую сторону сомкнутых век, все могло оказаться совсем по-другому.

Стоп! А ребенок?! Где он?! Резко отбросив блаженство вместе со сном, я подскочила на кровати. Что это? Где я вообще?

В комнате вокруг меня стоял синеватый полумрак, сквозь который из-за окна, прикрытого плотно задернутой занавеской, пробивался неясный свет. Какой знакомый узор… Эти птицы, эти круги на серо-голубом фоне, я видела их бессчетное количество раз, по утрам, давно… Стол, стоящий у окна, книжные полки, книги, и этот запах, такой привычный, такой родной и уютный, запах тепла, дома и общего благополучия, куриный суп…

Я была в своей собственной комнате. Не той, которую обставляла и обживала сама, когда-то давно, в другой жизни, а в той настоящей, которая была моей еще раньше, всегда, в которой прошло мое детство, где я…

Выдохнув, я снова с облегчением опустилась на подушку. Если я здесь, дома, значит, и с моим мальчиком все будет хорошо, ничего другого просто не может быть, и тогда можно еще немного расслабиться и подремать, пока ничего…

Поблизости раздались осторожные шаги, дверь приоткрылась и вошла она. Мама. Такая настоящая, такая родная, моя. В своем всегдашнем, таком привычном и знакомом, бархатном халате до пят. Как хорошо.

— Ну? Проснулась? — обратилась она ко мне. Потом, не дожидаясь ответа, прошла через комнату к окну и отдернула занавески. В комнату хлынул солнечный свет. — Как ты себя чувствуешь?

— Да вроде… Вроде нормально, — не очень уверенно ответила я, прислушавшись к себе. — Вроде нигде не болит…