Выпил Эдуард, зашел слева к супостату зеленому и девять голов срубил тремя взмахами. Еще трижды подходили к змею витязи со сторон разных и наконец добили чудовище. Спрашивает тогда рыцарь английский князя русского:
— Мне чтобы биться как ты бился зелье силушки понадобилось, а ты и так, сам сумел. Неужто сильней ты меня на столько?
Отвечал ему Радмир:
— Ты подвигов ради бился, славы своей ради. А я за людей да землю свою сражался. За мной правда, а правда всегда сильней.
Отпустили витязи дев всех во селения, где похищены они были. А Дарину, девицу юную да красную, с собой в город русский забрали. Позже князь прислал к тому месту войско да народ рабочий. Те дворец змеев по камушкам разобрали да в казну княжескую все привезли.
А в то же время, Пафнутий с княгинею чернокнижника искали, да тщетно все. Тогда сказал старец княгине:
— Коль на земле нет его, то должен быть он под землей.
Отыскали ущелье глубокое, что глубоко под землю вело и спустились в самую глубь его. Там видят — башня подземная с окнами огненно-красными. Входят в башню, а там чародей стоит: лицо искривленное, глаза бешеные, будто кого-то убить сейчас собирается.
Чародей, мы к тебе пришли. — Говорит Пафнутий голосом мирным.
А чернокнижник гордый даже не обернулся и только голосом скрипучим отвечал:
— Это ты раб Божий, Пафнутий? А я уж думал ко мне никогда ты не явишься. Осмелился-таки. Ну здесь останешься.
Взмахнул чародей посохом кривым да черным и налетело двенадцать мышей летучих, кровопийц кусучих. И только хотели старца с княгинею закусать на смерть, как вдруг одна за другой падать начали: каждая со стрелою в горле. Когда последняя у ног чародея дух испустила, княгиня лук опустила и молвила:
— Чародей, пришли мы к тебе за пленником. Отдавай по-хорошему.
Но чародей не вразумился. Взмахнул посохом черным и вырос перед Пафнутием столп огненный, вот-вот пожрет его. Тогда старец стукнул посохом крестовидным оземь три раза и вырос столп водяной и затушил огонь, а чародея окатил с головой. Тогда в гневе черном хотел колдун снова взмахнуть кривым посохом, да не вышло. Пафнутий во второй раз стукнул оземь посохом крестовидным и разлетелся посох черный колдовской в щепки мелкие. Взмолился тут чародей о пощаде.
— Эй, прислужник бесов! — Говорит Пафнутий-старец грозно. — Отдавай нам мальца Владимира, и всех тех, кого еще ты тут держишь!
Отвечал чародей с облегчением:
— Так вы за Владимиром? Я молю вас, заберите сего разбойника малого! Я взял его, думал — будет он мне подмастерье. А он называет меня греховодником, испоганил мне книги все, свитки изорвал с заклинаниями, пузырьки с зельями поопрокидывал. Молю вас, заберите от меня напасть эту!
Забрали старец с княгинею Владимира и других пленников из логова чародейского и отвезли в город русский. Там встретились Влалимир с Даринушкой и с бабкою своею. И была радость их несказанная. Взяли Радмир с Пелагеей детишек к себе Ратиборовых, да воспитали их как своих. И была им радость за то великая. А мать богатыря была княжеской чете за матушку.
А Эдуард отплыл к себе в Британию, и там всем рассказывал каков князь русский и как зарубили они с ним змея сорокоголового, да только никто ему там не поверил. Огорчился рыцарь английский, да в землю русскую жить воротился.
Спустя три месяца зимних пришел князь на погост к Батюшке и видит диво дивное! На могилках всех снег лежит, а батюшкина могилка цветами белоснежными вся усыпана!
Отрада и Гордана
В одном селе близ града русского, жил-был крестьянин Прохор: телом дюжий, нравом добрый, хозяйством зажиточный. Жена его уж девять лет как в родах душу Богу отдала. Любил Прохор женушку свою, а после смерти еще паче любить стал. Панихиду о душе ее каждый вечер читал, а после сядет на стул да с супругой беседует. Была у Прохора дочурка Отрада, отцу во всем добрая помощница.
По соседству жила вдова молодая, Красою все звали и не даром. Ликом да станом ее восхищался народ, а сама она — так больше всех. Выйдет во двор: волосы что золото, глаза что сапфиры, щеки что рубины, не идет, а плывет. Год не минул как муж ее помер, а Краса краше некуда. А от чего муж смерть рано принял никто точно и не ведал. Была у Красы дочурка на иждивении, Горданою звали. Лицом хоть не вышла, а характером — в мать.
И вздумалось Красе себе мужа сыскать, да на Прохора глаз положила, и на хозяйство его. И так подмигнет, и сяк поглядит, а Прохор — ни в какую. Вот толстолобый! Решила тогда вдова на хитрость пойти. Прикинулась бедной страдалицей, что и ужинать нечем им с дочерью. Коль замуж Красу не возьмет никто, пропадут. Тогда дрогнуло сердце крестьянина жалостью ко вдове бедной и дочурке ее голодной, но все же решил он их испытать. Говорит Красе Прохор:
— Дочка моя, Отрадушка, помощница мне добрая. Что ни попрошу, все мне принесет и все сделает. Такова ли твоя Гордана?
— Такова, такова! — уверяла Краса. — Примешь нас, горя знать не будешь!
Тогда Прохор молвил ей так: