Сказки о рыбаках и рыбках

— Ну… там уже разговоры. Будто мы… такие… С пришельцами, говорят, подружились, а это опасно… Я говорю: «Да неправда же это…» Только им уже все равно…

— «Им»… это твоим приемным отцу и матери?

— Да. Тете Лизе и дяде Андрею…

— Илюшка! Да они просто переволновались из-за тебя, поэтому и сердитые…

Он поднял на миг лицо — в глазах горькое понимание судьбы.

— Нет, неправда… Они причину искали. Потому что потом говорят… уже ласково так: «Знаешь что, Илюшенька, тебе придется еще пожить пока в интернате. Дело в том, что мы переезжаем в столицу, там неясно с квартирой. Когда все выяснится, мы дадим тебе знать… как только будет возможность…»

Вот так. И что тут скажешь? «Сволочи», — подумал Валентин о неизвестных тете Лизе и дяде Андрее… Он все еще сидел на корточках рядом с безнадежно скорчившимся Илюшкой. Женька стоял рядом. Чука-дымовой деликатно держался поодаль. Может, не хотел слушать чужой разговор, а может, знал, что от его шкуры по-прежнему пахнет паленым. Равнодушно жарило солнце…

Рыбку Валентин держал на ладони. Она слабо трепыхнулась, будто напоминала о себе. Но как сейчас уйдешь? Разве оставишь среди пустого поля мальчишку, раздавленного сиротством?

Забрать с собой? Да не нужен Илюшке Валентин. У него, у Илюшки, своя привязанность, своя любовь… к тем, кто его предал. И второе: разве Женька в своей ребячьей ревности позволит, чтобы он, Валентин, стал отцом еще кому-то? Не так-то легко выжечь мальчишеский эгоизм, взращенный в интернатской казарме…

Валентин беспомощно сказал:

— Вернемся, и я поговорю с ними. С… тетей Лизой и…

Илюшка опять вскинул голову.

— Зачем? Дело ведь не в них…

— А в ком?

— Во мне, — совсем по-взрослому объяснил Илюшка. — Я сам виноват. По-другому ведь и не могло кончиться. Просто я был счастливый дурак и ничего не понимал… Даже того, что я изменник…

— Почему? — со страхом спросил Валентин. Будто ему самому кто-то залез холодными пальцами в душу.

— Из-за тети Маши… — признался шепотом Илюшка. — Она в прошлом году со мной на улице познакомилась. А потом в интернат ходила. Все «Илюшенька» да «Илюшенька»… Потом спрашивает: «Пойдешь ко мне жить?» Я говорю: «Не знаю…» Она хорошая, только… Ну, я глупый был! К другим все богатые, красивые приезжают, на машинах, а она… в старом платье всегда, пожилая такая… А тут как раз эти появились — веселые, на «линкольне», с подарками. Раз, другой… «Ах, Илюша, как нам хочется, чтобы у нас был такой мальчик…» Ну, я и… вот…

— А… та? Тетя Маша? — вдруг подал голос Женька.

Илюшка ответил сразу. Он изливал свое покаяние, словно перед смертью.

— В то утро, когда все решалось, они, как нарочно, в одно время появились. Я на крыльце стоял, с него видно, потому что интернат на горке… С одной стороны калитка, а с другой — главные ворота. И вот эти к воротам подъехали, а тетя Маша от калитки идет. И две тропинки от крыльца, среди сирени… Мне бы налево побежать, к тете Маше, а я… туда… к ним… И еще думаю: лишь бы она не заметила… Потом, правда, совесть скребла маленько, но я себя успокоил: «Ей же, тете Маше-то, такой немолодой, со мной трудно было бы…» Да и не долго думал про это, потому что от радости все позабылось. Поверил, что у меня теперь дом свой… и родители… Только теперь понимаю, что так мне и надо…

— Ты же ни в чем не виноват, — вдруг сказал Женька. — Тебя просто обманули…

— А я обманул ее! Тетю Машу…

— Все ведь еще можно исправить, — нерешительно сказал Валентин. — Вернешься, встретишься с тетей Машей…

Илюшка глянул на него с тоскливым удивлением.

— Как же я встречусь? Если я ее предал…

— Ты не предал, а ошибся. Они тебя простит.

— Она-то простит. Я сам себя не прощу. Потому что я… Если бы эти от меня не отказались, я бы ведь и сейчас… жил бы такой радостный…

Валентин вдруг увидел, что Илюшка старше, чем казался. Не десять ему и не одиннадцать, а, пожалуй, не меньше двенадцати. Только ростом не вышел…

Илюшка опять ткнулся лбом в колени. Он вроде бы не плакал. Но проговорил так, что лучше бы слезами зашелся:

— Я теперь понимаю. Я им вместо игрушки был нужен… А тетя Маша… Если бы я тогда по другой тропинке побежал!..

Солнечный воздух зазвенел пуще прежнего. Будто в напряженном сне. В этом звоне Валентин спросил:

— А если бы вернуться туда, на крыльцо… выбрал бы теперь правильную тропинку?

— Еще бы… — выдохнул он.

«Вот и все, Валечка. Хотел убежать?.. Ты не мальчик, ты свою тропинку выбрал не по детскому недомыслию…»

— Встань, Илья, — резко сказал Валентин.

Тот метнул мокрый от слезинок взгляд — удивленный, с капелькой надежды. Послушно поднялся.

— Оденься… Женя, дай ему его одежду…

Илюшка торопливо натянул майку, шорты, носки, задрожавшими пальцами застегнул сандалии. Не разгибаясь, глянул с мучительным вопросом.

— В какой день это случилось? — хмуро спросил Валентин. — Когда ты побежал… не туда…

— В конце мая… двадцать девятого числа.

Валентин прикинул в уме. Получалось в самый раз: два лунных месяца. Случайность? Или опять все предопределено?

Уже совсем по-иному, мягко, Валентин проговорил:

— Сейчас вернешься обратно, Илюшка. В тот день… А там уж смотри, не ошибайся больше…