– Никто не знает этого. Мы только люди. Некоторые из нас – люди, научившиеся
Я спросил его, был ли у него самого и учитель, и бенефактор, и впервые за тринадцать лет он открыто заговорил о них. Он сказал, что как его учитель, так и его бенефактор были из Центральной Мексики. Я всегда считал, что любая информация о доне Хуане будет ценной для моих антропологических исследований. Но в момент его откровения это как-то уже не имело особого значения.
Дон Хуан взглянул на меня, как мне показалось, участливо. Затем он резко сменил тему и попросил подробно рассказать ему о моих утренних переживаниях.
– Внезапный испуг всегда сжимает
– Но делая это, разве он не возвращается назад к первоначальному состоянию? – спросил я.
– Нет, после того, как
Он напомнил о том времени, когда он взял меня в горы и объяснил мне некоторые особенности ветра. Однако я никогда не думал, что это была шутка.
– Не имеет значения, воспринял ты это всерьез или нет, – сказал он, выслушав мои протесты. – Как закон,
Не имеет никакого значения, как именно реагирует
Он сделал мне знак продолжить пересказ утренних событий и прервал меня, когда я подошел к тому, как дон Хенаро скользил взад и вперед между стволом дерева и веткой.
–
– Но что чувствуешь, когда делаешь все это?
– Чувствуешь, как будто что-то делаешь.
– Чувствует ли дон Хенаро, что он ходит по стволу дерева?
Дон Хуан секунду смотрел на меня, а затем отвернулся.
– Нет, – сказал он громким шепотом. – Не в том смысле, как ты это понимаешь.
Больше он ничего не сказал. Я буквально затаил дыхание, ожидая его объяснений. Наконец я спросил:
– Что же он чувствует?
– Я не могу сказать тебе, и не потому, что это – его личное дело, а потому, что нет способа описать это.
– Ну пожалуйста, – уговаривал я его. – Нет ничего такого, чего нельзя было бы объяснить словами. Я уверен, что даже если и невозможно описать что-нибудь прямо, то всегда можно хоть как-то намекнуть на это.
Дон Хуан рассмеялся. Его смех был дружеским и добрым. Однако в нем был оттенок насмешки и какой-то явный подвох.
– Я должен сменить тему, – сказал он. – Удовлетворись тем, что
Я продолжал свои попытки.
– Когда ты показываешь свой
– Я не могу тебе этого объяснить, – сказал он тихо. – И не потому, что не хочу, – просто мой
Я не хотел больше нажимать на него. Некоторое время мы молчали, а затем он снова заговорил.