— Какой еще лес? Здесь одни хрономиражи. Жорж сказал, что все вокруг сплошь миражи, и я мираж. Только он у нас натуральный. Бросил меня одну и ушел изучать копье, вместо того, чтобы искать Артура. Мне жутко, Натан Валерьяныч. Я домой хочу.
— Если б я знал, что делать… — вздохнул Натан. — Эх, Мира-Мира, если б знать.
— Я сама не знаю, что делать. Я только знаю, что без Жоржа назад не выберусь. Мне почему-то кажется, что он применяет технический трюк для входа в дехрон, создает искусственные ворота, но не говорит, как. Вы его прижмите, Натан Валерьянович, может вам расскажет.
— Что можно делать в этом лесу столько времени?
— Ну, знаете ли, — усмехнулась Мира. — Здесь еще надо научиться ходить и дышать, точнее, не дышать, потому что дышать здесь нечем и незачем. К своему телу тоже надо привыкнуть. Точнее, к его отсутствию. Натан Валерьныч, вы уверены, что время — это обязательное свойство материи? У меня от дехрона полное ощущение маразма. Будто этого времени просто нет и материи тоже. Если б я это сказала вам на экзамене еще год назад…
— Да, — согласился Натан, — загадка, однако. Стоило расспросить Георгия об его планах, прежде чем отправлять за тобой. Об этом я не подумал. Возможно, с учетом дехрона, мое беспокойство неоправданно. С учетом этого странного поля ничего предполагать невозможно, надо знать точно, что из себя представляет это новое измерение. Слишком много в науке постулированных парадоксов, которые никто объяснить не берется. Если даже школьники сталкиваются с ними, изучая физику, что говорить о тех, кто серьезно занимается наукой.
— И с чем же мы столкнулись? — удивилась графиня. — В школе-то как раз все было ясно…
— Возьмем хотя бы электрический ток, — объяснил Натан. — Каждый шестиклассник знает о скорости движения свободных электронов под воздействием электромагнитного поля…
— Ну, — согласилась Мира.
— Но не каждому придет в голову вопрос, почему это поле распространяется со скоростью света, то есть, предельной скоростью для человеческого понимания.
— Почему оно распространяется с такой скоростью?
— Этого не знают даже доктора наук, — ответил ученый. — Этого не знает никто, потому что фактор хронала современная наука нигде не берет в расчет. Что если между двумя потенциалами открывается временной коридор, в котором скорость, как физическая характеристика, вообще не имеет смысла. И, если скорость света действительно предельная величина, почему она не может быть напрямую зависима от плотности хронального поля?
— Знаете что, Натан Валерьяныч… вам бы на эту тему с Зубовым пообщаться. Он вас скорее поймет.
— Если плотность хронального поля можно искусственно менять, то срок отсутствия в нем не имеет значения.
— Не знаю. Мои часы встали. Мне кажется, Жорж ушел сто лет назад, и я рехнусь от скуки бродить по вашему дому. Натан Валерьянович, я как будто сплю в коробке, в которой каждая сторона — экран, и на каждом экране ерунда, похожая на авторское кино. Знаете, чем авторское кино отличается от профессионального? Тем, что кроме автора его все равно никто не смотрит. Автор снимает кино про себя и для себя. Один раз в жизни я видела нечто подобное, когда монтажеры сделали нарезку из бракованных пленок, и показали автору. У Ханни было полное ощущение дурдома от собственной работы, а картина, между прочим, оказалась самой удачной в прокате. Жорж сказал, что я привыкну, но я не хочу привыкать.
— Да, Зубов необычный человек, — согласился Натан и поймал себя на том, что вслух общается с отсутствующим собеседником. Он не в первый раз замечал за собой эту странность, особенно за рулем в состоянии тихого стресса. — Мне иногда кажется, что Жорж не человек, что он Ангел, который хочет казаться человеком. Существо, пришедшее из дехрона. Иногда он кажется простым мошенником. Иногда производит впечатление образованного человека…
— Нет, Натан Валерьяныч, Жорж не Ангел. Он человек, который ухитрился пристроиться к их компании. Не знаю, почему они его принимают, а над нами издеваются. Может, он какой-нибудь полукровок, но только не Ангел. И уж тем более не ученый. Он сам не понимает, что происходит вокруг него, и, в отличие от вас, не старается понимать. Он говорит: это так, потому что я знаю, что это так. Хочешь — верь, хочешь — ищи доказательства.
— Конечно, я могу ошибаться, — согласился Натан.