Сказки о сотворении мира

— Мирослава? Душа моя?

— Я, Илья Ильич!

Старик выпрямился.

— Я уснул? Моя богиня, если б я знал, что вы… — он потянулся, поцеловать руку графини, и та позволила ему это сделать.

— Позавтракаете со мной, Илья Ильич?

— Почту за честь, моя красавица! Вы пожаловали без матушки?

— Да, мы одни. Но это не значит, что вы будете безнаказанно меня лапать.

Графиня пошла в столовую. Святые мощи академика Лепешевского погнались за ней в кресле-каталке, обгоняя на поворотах. Графиня позволила старику открыть перед ней дверь столовой, и лично поставила на стол два прибора, чем оказала кавалеру неслыханную честь. Илья Ильич трепетал, созерцая кофейник в руках молодой графини. В руках, которые он желал целовать бесконечно долго, но опасался затрещины.

— Илья Ильич… — обратилась к нему графиня, — на все ли вы готовы ради меня?

— Прикажите отдать за вас жизнь, моя госпожа! — ответил старик.

— Зачем мне ваша жизнь? Речь идет о маленьком одолжении.

— Все, что в моих силах! Прекрасная фея, не стесняйтесь располагать мною, как вам угодно, — Ильич схватился за чашку и замер, словно почуял подвох.

— Я хочу знать, где находятся материалы экспедиции вашего отца по уральским пещерам?

Пронзительная тишина расколола пространство над круглым столом. Графиня поняла, что допустила ошибку, но Ильич был шизофренически влюблен в нее, и материалы могли храниться только на этой даче. Ход казался единственно верным. Замешательство могло свидетельствовать о том, что Лепешевский-младший понятия не имеет об экспедиции Лепешевского-старшего. Такого исхода Мира предположить не могла. Лепешевский поставил чашку на стол и приподнялся с каталки.

— Ан момент… — сказал он с французским прононсом и мелкими шажками посеменил прочь, — пардоне муа… пардоне муа… — услышала графиня из коридора.

Что произошло, осталось для Миры загадкой, только от академика Лепешевского сию же минуту и след простыл. Выждав время, Мира вернулась в кабинет. Академика в кабинете не оказалось. Мира обыскала дом, обошла все деревья на участке и заглянула в сарай. Калитка была открыта. Илья Ильич испарился.

— Нормально! — воскликнул Оскар, выслушав объяснение графини, и обернулся к Артуру. — Я тебе говорил, это он! — Артур кивнул. — Нормально! Я смотрю и думаю, уж не мерещится ли: дед, старый как египетская мумия, прет на реактивных скоростях, перелетает канавы, земли не касаясь. Я бы, честно скажу, за ним не погнался. Гнилое дело.

— Нет, — качала головой графиня, — у Ильича ноги больные. Он по дому-то с трудом ходит.

— Ничего себе! Я бы так болел до ста лет! Что ты с ним сделала?

— Ничего! — оправдывалась Мира. — Веришь? Абсолютно ничего. Может, это не он?

— Бежал, как угорелый, и пледом размахивал, — свидетельствовал Артур, — и штаны с него падали на бегу! Он что, с горшка сорвался?

— О, господи! Так бегите за ним! Какого черта вы здесь стоите?!

Мира вернулась в дом. Она старалась понять и не понимала… она пыталась успокоиться, но заводилась еще больше. Графиня распахнула дверь кабинета Ильи Ильича. Стол был заваленный рукописями, книжные полки подпирали потолок. Она включила компьютер и заглянула под стол. Ничего похожего на тайник в кабинете Лепешевского. Ключ от сейфа висел на видном месте. В сейфе хранились любовные письма столетней давности. Мира пришла в отчаяние от бумажных залежей по углам и обилия компьютерных текстов. Чтобы найти в кабинете академика нужную рукопись, требовались годы самоотверженной работы группы энтузиастов. Она предположила, что ценные рукописи Ильич мог хранить в картинках, и снова ошиблась. В фото-архиве Лепешевского-младшего преобладала эволюция порнографии от начала века. Чтобы все открыть и просмотреть, надо было прожить такую же долгую жизнь, как сам коллекционер. Графиня выбежала на улицу и наткнулась на Вику.

— Видела его? — спросила она девушку, но та лишь изумленно хлопала ресницами. — Ильич мимо тебя не пробегал? — Вика в ужасе шарахнулась от графини. — Сиди дома! — приказала Мира. — Вернется — запри и не выпускай! Ты меня не видела, я тебя тоже!

— А Илья Ильич?.. — испуганно спросила девушка.

— Этот старый ловелас у меня получит! — пригрозила графиня. — С ним у меня будет разговор отдельный!

День поисков подошел к концу, но не принес результата. Графиня Виноградова не потеряла самообладания, только позволила себе глоток коньяка и сигарету, которую она стрельнула у профессора Боровского и выкурила в его же кабинете. Натан Валерьянович был последней инстанцией и последней надеждой на трезвый анализ.

— В службу спасения звонили? — спросил профессор.

— Звонили, — доложила графиня. — Ищут.

— Родственникам сообщили?

— Какие родственники? Все давно на том свете.

— У него были знакомые на территории дачи?

— Навалом. Лучший друг — отставной министр образования. Как раз дом напротив. Это максимум, куда он мог дойти своим ходом. У министра баня, там Ильича парят. Вы думаете, их не допросили раз двести за сегодняшний день?

— Надо подумать, куда он мог убежать? — предложил Оскар.

— Надо подумать, зачем, — уточнил Натан.