Сказки о сотворении мира

— Она не знает, что творил мосье Виноградов потом, — сообщил «индеец» Гиду с чернильницей, и оба покачали головами! — Не знает, какими словами бранил зрителя, что истово болел за соперника. Мосье Виноградов не выбирал выражений. Он требовал прекратить игру, пока болельщик не удалится с трибуны.

— Обещал «забить мяч в задницу по самую глотку», — уточнил Гид с чернильницей, — если тот «не захлопнет свой чемодан».

— Нет! — ужаснулась графиня. — Таким словам малыша никто не учил. Видимо это был не зритель, а новый транслятор флюидов, которого вы посадили на смену утопленному… Так? Или нет?

— Победить в турнире должен достойный, — заметил графине «индеец». — Если начнет побеждать кто попало, игра потеряет смысл.

— Малыш не виноват, что среди вас ему не нашлось покровителя!

— Покровительство нужно заслужить, а не добыть шантажом.

— Но малыш так классно играет!

— Тысячи «малышей» играют одинаково классно. Тысячи недоумков и грубиянов изнуряют себя тренировками. Тысячи мнят себя героями, выкладываясь до последней капли пота, но участь их решена. Чемпионом становится только тот, кто свято чтит закон и с уважением относится к покровителям. Мосье Виноградов превзошел своей дерзостью всех наглецов, когда заявил, что не потерпит «потустороннего произвола». Заявил на весь мир с телевизора…

— «Если я еще раз подверну ногу, — процитировал Эрнеста Гид с чернильницей, — поскользнусь в душе или подавлюсь бананом…Если мне не позволят выдворить посторонних лиц с корта… Если у меня заклинит в раздевалке замок или лопнет струна на ракетке, я всем покажу, какая «пернатая сволочь» мешает спортсменам добиваться честных побед!..»

— Да, — закивал головой «индеец» и перья заходили ходуном на его голове.

— Кого обозвал «сволочью» самозванец ничтожный! Заслуженного мастера игры! Навигатора крученых мячей и укротителя ветров! Отца родного, вскормившего грудью всех чемпионов! Святого заступника, способного мертвому воину внушить волю к борьбе… Он «сволочью пернатою» обозвал!

Гид-индеец выпрямился и мятая волосина, произраставшая на его груди, вдруг оттопырилась.

— С телевизора… — обомлела графиня. — Кто ж его в телевизор пустил? С чего это вдруг… в телевизор? Нет, невозможно! Невероятно! Неужели малыш… мог такое сказать! Каков негодяй! Да как только язык повернулся!

— Из-за непристойной выходки мосье Виноградова пришлось дезавуировать турнир и все играть заново! — негодовали Гиды.

— Я очень… очень, очень сильно извиняюсь за малыша! Да, он псих, — согласилась графиня, — потому что я устроила ему такую жизнь. Ругайте меня! Мальчик тут ни при чем. Он еще дурачок, чтобы нести ответственность за такие возмутительные слова. Если он посмел… значит, я неправильно его воспитала. Я решила, что он достаточно глуп для спорта. Тренировала его день и ночь, но совсем упустила из виду правила поведения. Только я во всем виновата! Разрешите мне его выпороть!

— Я запрещаю ему выступать в турнирах, — решил «индеец». — Пока наглец не научится себя вести, забери у него ракетку! Если я увижу мосье Виноградова в туре раньше, чем приму экзамен по этикету, он будет играть в очко, а не в теннис!

— Это конечно! — согласилась с Гидом графиня. — Ну, я ему задам! Предоставьте мне этого грубияна!

— Скажи своему подопечному, что правила придумывает не игрок, а тот, кто делает ставки. Нарушать эти правила позволено только раз, поскольку жизнь у Человека одна.

— Я все поняла. Только, пожалуйста… Без вашей помощи мне домой не попасть, а малыш… Когда он поймет, что потерял меня навсегда, он посвятит моей памяти все четыре кубка Большого Шлема. Он будет думать, что это утешит мне душу, и пока не выполнит свое, не угомонится. Поверьте, я хорошо его знаю. Он такой же упрямый как я, и ужасно любит добиваться нелепых целей.

Гиды отступили от графини еще на полшага, но в обморок не упали и оружия не выронили.

— Пожалуйста, одолжите мне Стрелы. Я только спасусь и сразу отдам.

— Стрелы? — не понял Гид с чернильницей. — Это еще что за новости?

— Хорошо, помогите мне сами. Пока гроза не закончилась, надо, чтобы молния ударила в стену, прошла в подвал и расколола крышку над саркофагом.

Гиды повернулись к замку. Надежда затрепетала в душе графини, расцвела одуванчиком, проломила асфальт и потянулась к небу пушистой макушкой, но вдруг попала под колесо самосвала.

— Нет, — сказал Гид с чернильницей. — Этак придется ползамка разворотить. Народ прибежит, в чудеса поверит, паломничать будут. Негоже человеку в чудеса верить. От паломников только мусор.

— Тогда пойдите к старому графу. Если вы можете внушить человеку волю к победе, внушите старику желание спуститься в склеп. Пусть посидит минуту у саркофага.

— К графу? Еще чего не хватало!

— И я не пойду, — согласился «индеец». — Я Пьемонтов боюсь.

— Подкиньте ему транслятор. Нет, только зарядите «машинку», я сама отнесу. Маленький незаметный цилиндр, который никто не видит, решит все проблемы.

— Сначала нырни за ним в унитаз!

— Послушайте, ребята, не надо бояться. Граф очень любит свою Анабель. Он будет вам благодарен до гроба!