Сказки о сотворении мира

— Что еще за плазменный магнетизм? Что за глупости, Юля?

— Оскар сказал… — оробела студентка перед профессором. — Он не исключал, что теоретически возможна плазма, которую притягивают объекты большой гравитации. Космические, к примеру. То есть, огонек всегда наклонен в сторону Солнца, как стрелка компаса к полюсу.

— Где вы этих глупостей начитались? — возмутился Боровский. — Какое может быть притяжение пламени зажигалки в поле Земли? На какие такие космические объекты?

— Но ведь масса Солнца во много раз больше земной.

— Юля! Оскар — болтун, но ведь ты — умная, образованная девочка. Как можно повторять за ним откровенные глупости. Я уверен, это было сказано несерьезно.

— Но ведь сплав зажигалки вы тоже обозвали алхимией, а экспертизу делали, между прочим, специалисты НАСА.

Профессор поправил очки и махнул рукой на студентку. На этом дискуссию можно было закончить, но Юля имела еще один, убийственный аргумент.

— А если пришельцы дали зажигалку Артуру для того, чтобы он просто вышел из зоны? Наверно погода была такая, что не видно ни звезд, ни Луны. Артур! Вспомни, какая была погода?

— Так… дождь же лил, не переставая. Две недели подряд в мокрых шмотках ходили, просушить не могли. В это время всегда дожди.

— Натан Валерьянович, огонек зажигалки просто показывал направление, чтобы человек не плутал по кругу. Все ясно! Только пришельцы могли ему это дать. Правда, Артур?

— Хрен меня знает, — пожал плечами Деев. — Ни пса не помню.

К следующему свиданию с Савой Некрасовым Натан готовился серьезнее, чем к защите докторской диссертации. Он надеялся, что это свидание станет последним. Все точки будут расставлены по местам, их совместное времяпрепровождение потеряет смысл и Сава сам откажется от идеи вербовать профессора. Но не потому, что тот в грядущей войне будет на стороне врага. Просто профессор понятия не имел, как делается хрональная бомба, и принципиально не собирался добывать информацию в этой области знаний. К следующему свиданию Натан подготовился особенно тщательно, назначил его позже обычного, чтобы досмотреть до конца тренировку Эрнеста, и быть уверенным: с мальчиком занимается тренер, а не сущность иного порядка. Только Сава Некрасов всякий раз, независимо от назначенного времени, приходил на свидание раньше своего визави, и всякий раз извинялся, за то, что не рассчитал… Просто не хотел заставлять профессора ждать.

— Прежде чем дать ответ, мне нужно знать одну важную вещь. Кто вы? — спросил Натан своего собеседника, чем сразу поставил его в глупое положение.

— Мы — организация, которая…

— Вы не поняли, Савелий. Я хочу знать, кто вы такой? Что за человек? Откуда приехали в Америку? Чем занимались ваши родители? Где вы учились? У вас есть семья?

— Я должен быть с вами абсолютно откровенным, — решил Сава и побледнел.

— Разумеется. Если хотите откровенности с моей стороны, она может быть только взаимной.

— Я человек, который жил на Земле лишь два года. Я все расскажу, только, пожалуйста, будьте ко мне снисходительны.

— Вы прилетели с другой планеты?

— Нет, — ответил Сава, — и его лицо исказила гримаса двухлетнего ребенка, готового сейчас же заплакать.

Натан испугался, потому что неожиданно для себя поверил каждому слову этого скользкого типа. Поверил в нелепость сходу, слету, потому что глаза Некрасова налились слезами, которые тот всеми силами хотел в себе подавить.

— Я родился в Киеве, — сообщил Савелий надтреснутым голосом подростка. — Когда мне было два года, наш дом сгорел от бомбежки. Вот и вся биография. Погибла мать, бабушка, старший брат, который только что пошел в школу. Я тоже погиб. Обнял свою деревянную лошадку и, чем страшнее мне было, чем больнее, тем крепче я ее обнимал. Мы жили на пятом этаже и никак не могли спастись. Везде был огонь.

— Простите меня… — Натан достал сигарету.

— Потом я учился в школе, — продолжил Сава, и голос собеседника перестал казаться Натану детским. Это были воспоминания вполне успешного взрослого человека, если бы не предисловие, которое профессор уже не мог выкинуть из головы. — …Сидел за партой, но мне никто не ставил оценок. Нас было половина класса, учеников, которых никогда не вызывали к доске, не вносили в журнал, не принимали экзамен на аттестат. Мы жили в сгоревших домах, которых больше не было на карте города. Мы ходили по старым улицам, даже слушали музыку в филармонии. Мы жили, потому что хотели жить не меньше тех, кто уцелел в бомбежке, но никому… никому из живых не было до этого дела. Люди вели себя так, словно нас нет на свете. Мы учились в институтах вместе с ними, мы вместе с ними работали. Мы помогали им, как могли, но ни разу не заслужили благодарности. Ни от кого… кроме организации, которую я теперь представляю. Которую имею честь представлять, — подчеркнул Савелий. — Поэтому теперь, когда меня спрашивают, кто я такой, иного ответа быть не может. Я тот, кто отдаст все, что имеет, за справедливость для всех людей на Земле.

— Простите, что заставил вас пережить…

— Мы же говорим откровенно.