Неделю он держал Джонси запертым в погребе. Мама то ли о нем не знала, то ли притворялась, что не знает. Бутончик, питбуль мистера Трумбулля, постоянно срывался с цепи и тайком пробирался поскрестись в дверь подвала. В газете появилась заметка о пожаре в лаборатории, но о животных упомянули лишь вскользь.
Ученые сделали вид, что беспокоиться было не о чем. По словам доктора Бетти Хартли, животные были «принесены в жертву». Она сказала, что по законам государства животных следует подвергнуть эвтаназии, как только закончится эксперимент. А тут закончились еще и деньги. Ну да, конечно. Жертва. Какой милый эвфемизм. Как и «усыпить». Будто кто-то когда-то просыпался от этого сна. Жертва? Они что, собирались плясать вокруг алтаря, умоляя Бога защитить их от зверей-зомбаков?
Доктор Хартли выразила сожаление по поводу того, что все животные погибли в огне, но в жизни всякое случается.
Теперь ему не с кем было поделиться своей тайной. Он еще не настолько свихнулся, чтобы выдать ученым, где живет детеныш, и позволить им убить его. Но в подвале Джонси (Кевин обнаружил, что это девочка) вся тряслась и скулила, поэтому он принес ее наверх.
Маму это не то чтобы обрадовало.
— Мам, послушай. Вид у нее, конечно, упасть не встать, но это же всего лишь котенок. Может, погладишь ее?
Но она и прикоснуться отказалась.
— Мне все равно, что это такое. Просто убери ее из моего дома.
— Мам, если я верну ее обратно, они же ее убьют. Посмотри, какая милашка.
Он крепко прижал детеныша к груди, стараясь не особо показывать чудовищную голову. Мех у нее был жесткий, у котят бывает совсем другой. Но все же она любила ластиться и от нее исходило тепло.
— Милашка? Кевин, я тебе покажу милашку. Мне известно, что ты украл ее из «Франкенлаба». Может, одной прекрасной ночью она проснется и высосет из нас всю кровь.
— Что за бред, мам. Она пьет молоко, а не кровь. Нельзя просто вышвырнуть ее на улицу, как… как сломанный телик.
— Кевин, найди уже работу. И убери эту тварь из моего дома.
Но мама Кевина слишком устала, чтобы настаивать на своем.
У детеныша начали резаться зубы. На диете из фарша (Кевин доставал мясо из мусорных баков) энергии у него было хоть отбавляй. Большей частью он тратил эту энергию на то, чтобы ходить за Кевином хвостом и рвать в клочья все, что найдет в его комнате.
Клыки все прорезались и прорезались. И прорезались. У домашних кошек таких не увидишь. Длинные, словно нож для рыбы, который копы изъяли у него, когда нашли в машине травку.
Однажды утром он проснулся и увидел, что это чудовище сидит у него на груди, охваченное то ли нежностью, то ли голодом (даже у домашних кошек сложно отличить одно от другого).
— Ого, — сказал Кевин. — На месте твоей мамы я бы засудил ортодонта, который исправлял тебе прикус.
Детеныш не оценил шутки.
Не вампир, конечно, но эти острые, такие острые зубы…
А затем его разум словно прожевал кучу информации и изверг из себя истину. Все эти слухи про мясо, что лежит замороженным с самого ледникового периода… Клонирование… Эврика!
Этот хренов зверь, что уставился на него своими золотисто-зелеными глазами, что разинул пасть в беззвучном вое, был саблезубым тигром.
— Мда, приятель. А я-то считал, что с тобой раньше хлопот было полно.
Ей нужно будет все больше мяса.
Поначалу он скупал самые дешевые куски, но потом понял, что стрижкой столько не заработаешь, и стал выделять ей еду из своей порции, а еще подворовывать из холодильника. Ну да, и рыться в мусорках у супермаркета.
Однажды он застал маму на кухне, рука ее была перебинтована. Он надеялся, что это Бутончик. Но если бы ее укусил Бутончик, то полиция вскоре нашла бы ее изуродованный труп.
Кевин опустился в кресло и стал наблюдать, как саблезубый тигр расправляется с вонючей кашицей, которую он для него раздобыл.
— Ну все, Кевин. Ты мой единственный сын, свет в окошке, мой смышленый малыш, хотя и чересчур доверчивый… Но либо к вечеру эта кошка исчезнет, либо я вызываю копов. — Она высморкалась в скомканную салфетку. — Я знаю, откуда ты ее взял.
Кевин ее не винил. Она слишком много работала и хотела лишь, чтобы ее оставили в покое, хотела поспать раз в жизни больше пяти часов. До того, как от них ушел отец Кевина, они не бедствовали. Но папа нанял очень хорошего юриста. Он перестал выплачивать жалкие алименты, как только Кевину стукнуло восемнадцать. Папа все еще присылал ему открытки ко дню рождения. К ним прилагался чек на два доллара.
«Если мальчик хочет пойти в колледж, пусть пойдет работать. Так он будет больше ценить образование».
Ага, конечно, работа. Не так-то просто парню в двадцать один год найти работу, особенно если он успел хоть сколько-то отсидеть. Случайные заработки. Может, дорожки чистить зимой? Кевин не любил спиртное, и поэтому не мог опереться даже на Общество анонимных алкоголиков.
А еще этот проклятый зверь был слишком непослушным, чтобы надолго оставлять его без присмотра.