Старый Фосс прыгал с крыши на крышу, точно юный кот, которому нечего терять, а не старый толстый котище, который поставил на кон все, что у него было. Дождь сначала его удручал, потом расстраивал, а потом привел его в ироническое расположение духа, в какое-то горестное ликование. Он пел: «Сколько же жизней, сколько же жизней осталось прожить коту? Не меньше одной, не меньше одной, и одна, как закончишь ту!» Он прыгнул через узкую улицу и зацепился когтями за крышу на другой стороне. Когда он добрался до окраины города, он быстро, шумно и неловко взобрался по водосточной трубе, через которую с шумом неслась вода, протекая в щели. Спрыгнув с нее, он неудачно приземлился, но быстро огляделся, непонятно зачем вылизал плечо под дождем и зашагал как можно величавей к берегу. Его рыже-черный мех потускнел и прилип к его выдающемуся телу — в тех местах, то есть, где не торчал смешными клочками.
А потом он увидел Старика. Тот свернулся клубочком на холме на полдороге к пляжу — белое размытое пятно на фоне серой падающей воды; Старый Фосс побежал к нему.
Старый Фосс зашептал ему в ухо:
— Ну, Старик. Пора пойти домой, вода течет быстро, а твоя сорочка тонка.
— Она пришла ко мне во сне, — внезапно прокричал Старик, широко и дико раскрыв глаза. — Она пришла ко мне во сне! Они снова пришли в решете, чтобы забрать меня в море.
— Это, должно быть, в последний раз, — отозвался Старый Фосс. — Подожди немного, и мы найдем, как провести время. Будем рисовать неоконченные картины на берегу, или ты можешь погладить меня у камина, когда будет идти дождь, или…
Он не знал, что сказать. Может ли он поступить так снова, увести его от его Девы джамблей?
Ибо джамбли были у берега, и Дева джамблей была с ними. Дождь утихал, и их стало видно. Она покинула их и шла вверх по холму, этот призрак в зеленом, и голос ее мчался вместе с ветром:
— Иди с нами, иди и останься, и мы поплывем под воды морские, и мы никогда не выйдем оттуда, но мы и не захотим…
Старый Фосс отвернулся, чтобы не смотреть на нее.
Полагаю, тебе лучше уйти, подумал Старый Фосс, полагаю, ты можешь уйти, а я должен остаться, потому что я просто хотел, чтобы ты был со мной. Старый долг, который мне не оплатить вовек. Он не сказал этого, потому что говорить такое было слишком больно.
Но Старик не повернулся, чтобы посмотреть на свою Деву джамблей.
Она подошла ближе, все еще призывая его:
— Пойдем, пойдем, пойдем в море, в решето, которое тонет под волнами, пока мы не погрузимся на дно, в затерянные под солнцем миры.
Но Старик не повернул головы.
Дева джамблей остановилась:
— Ты не слышишь меня, любимый?
Старый Фосс не решался повернуться и снова посмотреть на нее. Старик не слышал. Он не видел. Старый Фосс не будет выдавать ее присутствия.
Дева джамблей стояла, сотрясаясь, и, видимо, плакала, как предполагал Старый Фосс, а может, это был дождь. Во всяком случае, он пытался себя в этом убедить.
И Старик тоже плакал. Это было понятно, даже несмотря на дождь, потому что Старик бил себя в грудь, рвал на себе редеющие волосы и яростно дергал себя за скудную старую бороду, пока не вырвал несколько клоков.
— Я хочу умереть, — сказал Старик, и Дева джамблей протянула ему руки в зеленом объятии, с вечной и бесконечной любовью к нему, до смерти, да, до смерти — это уж точно, а может, и дальше.
— Прости, я тогда, давным-давно, совершил ошибку, — сказал Старый Фосс. — В тот раз, у реки ночи, мне надо было позволить тебе утонуть. А может, это ты со мной утонул.
Но Старик не слышал. Или не слушал.
Старый Фосс жалобно замяукал. Он весь вымок.
— Ох, Старый Фосс, — сказал Старик. — Посмотри-ка на себя. О, ты весь промок!
Старый Фосс весь дрожал; он смотрел на него так, как уже смотрел на него однажды давным-давно, когда был потерянным котенком под дождем.
— Ну, Старый Фосс, пойдем домой, — сказал Старик, вставая и притягивая к себе кота. Он направился обратно вверх по холму. — Они все-таки не придут… — Он подавился этими словами. — Их здесь нет.
Старик склонился над Старым Фоссом, и Старый Фосс посмотрел через плечо Старика. Он увидел, как джамбли гурьбой высыпали на берег и побежали к Деве джамблей, что плакала на холме. Они укрыли ее своей любовью и своими руками, что торчали под разными углами, и сапогами, что пинались во все стороны, и своим зеленоглазым сочувствием. Они благословляли ее синими улыбками.
— Нам жаль, — сказали они Деве джамблей, и, повернувшись, все ушли, или скатились, или зашаркали вниз. — Нам жаль, — говорили они и обнимали ее, пока не скрылись вдали.
— Скоро опять домой, — сказал Старик нежно, но голос его был усталым, как у пьяного, который протрезвел от горя, возвращаясь после еще одной потерянной ночи в городе, как у побитого штормами матроса, которого выбросило на берег и который ковыляет все дальше от моря, пытаясь скрыться от опасности. — Все хорошо, все хорошо, все хорошо, Старый Фосс.
— Прости, — сказал Старый Фосс.
— Ну, ну, — сказал Старик, хотя он и не слышал кота. — Все хорошо. Все правда хорошо.
Но хорошо не было.