Сладкий мускусный аромат, напоминавший о плодах манго, что вызревают на солнце.
Волной поднялся ужас, и он попытался остановить этот поток, убедить себя, что такого просто не может быть, это не может быть
Ягуар больше не боролся, звуки стихли, и на секунду Эстебану показалось, что зверь попросту сдался. Пот холодными струйками стекал у него с боков, сердце колотилось. Он задержал дыхание, прислушиваясь, и ему казалось, что весь мир тоже перестал дышать: шум ветра, шум прибоя, гул насекомых — все это тихо бурлило, как вода на плите; над его головой луна разливала на спутанные лианы болезненное бледное сияние; хамелеон застыл у двери среди шелухи отвалившихся обоев. Он вздохнул и утер пот со лба. Сглотнул слюну.
А потом верхняя филенка двери взорвалась под ударом черной лапы. В него полетели щепки гнилой древесины, и он закричал. Изящный клин черной головы с ревом протиснулся в дыру. Ворота из сверкающих клыков, охраняющие вход в бархатно-алый зев. Словно пораженный параличом, Эстебан сделал несколько уколов мачете. Голова исчезла, но вместо нее показалась лапа, и когти впились ему в ногу. Скорее по воле случая, чем намеренно, он полоснул ягуара, и вот лапа тоже скрылась. Он слышал, как зверь медленно ходит по холлу, и вот через несколько мгновений что-то тяжело ударило в стену позади него. Над стеной появилась голова ягуара: он висел на передних лапах, пытаясь найти опору и прыгнуть внутрь. Эстебан вскочил на ноги и в панике начал кромсать лианы. Ягуар, взвыв, упал на спину. Он еще походил вдоль стены, что-то ворча. Наконец наступила тишина.
Когда сквозь сплетения ветвей начали пробиваться солнечные лучи, Эстебан вышел из дома и направился по пляжу в сторону Пуэрто-Морады. Голова его поникла: он в отчаянии размышлял о тяжелых временах, что ждут его, когда он вернет деньги Онофрио. Жизнь в попытках угодить Инкарнасьон, которая будет становиться все сварливее; жизнь, в которой он будет за меньшую плату убивать ягуаров помельче. Он так завяз в своей печали, что не замечал женщину, пока та не окликнула. Она стояла футах в тридцати от него, прислонившись к пальме. На ней было тонкое, словно паутинка, белое платье, сквозь которое просвечивали темные выступы сосков. Он вытащил мачете и отступил на шаг.
— Почему ты боишься меня, Эстебан? — спросила она, шагая к нему.
— Ты обманом выудила у меня мой метод и попыталась убить меня. Разве это не достаточный повод для страха?
— В том обличье я не знала ни тебя, ни твоего метода. Я знала лишь, что ты охотишься на меня. Но теперь охота закончена, и мы можем быть мужчиной и женщиной.
Он держал мачете наготове.
— Кто ты? — спросил он.
Она улыбнулась.
— Я Миранда. Из племени патука.
— У членов племени патука нет черного меха и клыков.
— Я из старых патука. Мы наделены этим даром.
— Не подходи! — Он замахнулся, словно готовясь ударить ее мачете, и она остановилась в паре шагов от него.
— Можешь убить меня, если таково твое желание, Эстебан. — Она развела руки в стороны, и грудь натянула ткань ее платья. — Теперь ты сильнее меня. Но сначала послушай.
Он все не опускал мачете, но его страх и гнев сменились более приятными чувствами.
— Давным-давно, — начала она, — жил великий целитель, и он предвидел, что однажды племя патука утратит свое место в мире, и поэтому с помощью богов он открыл дверь в иной мир, где наши люди могли бы жить счастливо. Но многие испугались и не последовали за ним. С тех пор дверь остается раскрытой для тех, кто придет позже. — Она жестом указала на заброшенные дома. — Эта дверь находится в Баррио Каролина, и ягуар охраняет ее. Но вскоре мирская горячка пронесется над этой местностью, и дверь закроется навеки. Ибо хотя охота наша и закончилась, но охотники и жадность не исчезнут никогда. — Она подошла еще на шаг. — Если ты прислушаешься к звучанию своего сердца, то поймешь, что это правда.
Он почти верил ей, но также верил, что за ее словами скрывается истина куда более мучительная — так ножны обхватывают лезвие оружия.
— В чем дело? — спросила она. — Что тебя тревожит?
— Я думаю, ты пришла, чтобы подготовить меня к смерти. И что дверь твоя ведет только к смерти.