Сказки о воображаемых чудесах

— Да уж, это мне известно, — мягко ответил мистер Мьюр и подмигнул гостям. Но кровь стучала у него в висках, и он думал, что задушил бы кошку своими собственными руками, — если был бы человеком, способным на такие поступки.

Еще сильнее бесило его то, насколько отвращение к нему вошло у кошки в привычку. Когда они с Алиссой сидели вечерами вместе по углам дивана и читали, Миранда часто вскакивала ей на колени безо всякого приглашения, но от его прикосновения вся брезгливо сжималась. Он признался, что его это обижает. Признался, что его это забавляет.

— Боюсь, что больше не нравлюсь Миранде, — сказал он печально. (Хотя на самом деле теперь и вспомнить не мог, было ли время, когда он нравился кошке. Может, когда она была совсем еще неразборчивым котенком?)

Алисса рассмеялась и сказала, точно извиняясь:

— Конечно, ты ей нравишься, Джулиус. — Миранда у нее на коленях издавала громкое сладострастное мурлыканье. — Просто… Ну ты же знаешь, как бывает с кошками.

— Да уж, теперь узнаю понемногу. — Мистер Мьюр слабо улыбнулся. Улыбка получилась натянутая.

И он чувствовал, что и правда узнаёт что-то — хотя и не смог бы дать этому определения.

Он не мог сказать, что именно натолкнуло его на мысль — а вернее, на фантазию даже — об убийстве Миранды. Однажды он смотрел, как она трется о ноги режиссера (приятеля жены) и распутно выставляет себя напоказ перед небольшим кружком гостей (даже те из них, кто обычно испытывает к кошкам неприязнь, не могли устоять перед ее чарами — принимались восклицать, гладить ее, чесать за ушком и ворковать, как последние идиоты). Мистер Мьюр поймал себя на мысли, что он принес кошку в дом по собственному волеизъявлению и отдал за нее приличные деньги, а потому она должна находиться в его распоряжении. Действительно, чистокровная персидская кошка была ценным домашним имуществом — имуществом в доме, где ничто не приобреталось по случайности или задешево, — и Алисса ее просто обожала. Но все равно она принадлежала именно мистеру Мьюру. И только он мог решать, жить ей или умереть. Правда ведь?

— Какое красивое животное! Это самец или самка? — обратился к мистеру Мьюру один из его гостей (хотя, по правде сказать, это был гость Алиссы; вернувшись к театральной карьере, она обзавелась новым, широким и довольно неразборчивым в связях кругом знакомых). На пару секунд он задумался над ответом. Вопрос запечатлелся в нем глубоко, точно какая-то загадка. Это самец или самка?

— Конечно, самка, — любезно ответил мистер Мьюр. — В конце концов, ее зовут Миранда.

Как же ему действовать? Подождать, пока у Алиссы начнутся репетиции очередной пьесы, или действовать быстро, пока не угасла решимость? Алисса была актрисой не первого порядка, но ее уважали; в сентябре на Бродвее выходила новая постановка, и она выступала в качестве замены для главной женской роли. И как ему осуществить задуманное? Он бы не смог задушить кошку, не смог бы заставить себя сделать что-то, для чего потребна такая явная и открытая жестокость. Маловероятно было, что он, словно бы по случайности, переедет ее на машине (хотя это было бы счастливым исходом). Одним вечером в середине лета хитрая шелковистая Миранда сумела пробраться на колени к Албану, новому другу Алиссы (режиссер, писатель, актер — талантам его не было числа). Зашел разговор о громких убийствах, о ядах. И мистер Мьюр подумал просто: «Ну конечно. Яд».

На следующее утро он пошарил у садовника в сарае и нашел там, на дне пятикилограммового мешка, остатки белого зернистого «крысиного» яда. Прошлой осенью их замучили мыши, и садовник установил на чердаке и в подвале ловушки. (Так как мыши определенно исчезли, мистер Мьюр предположил, что эксперимент прошел успешно.) Самое оригинальное в этом яде было то, что он вызывал сильную жажду: проглотив приманку, отравленное существо отправлялось на поиски воды, уходило из дома и умирало где-то вне его стен. Сильно ли мучились животные, мистер Мьюир не знал.

В воскресенье по вечерам слуги уходили из дома, и он сумел этим воспользоваться: оказалось, что, хотя репетиции еще не начались, Алисса все же проведет несколько дней в городе. Поэтому мистер Мьюр сам покормил Миранду в углу кухни, где она имела обыкновение принимать пищу. Яда он подмешал ей в ее обычный корм щедро, целую чайную ложку. (Какая же она была избалованная! С тех пор как они взяли ее двухмесячным котенком, ей давали особо питательным корм, который был богат белками и витаминами, да еще и дополняли ее рацион сырой рубленой печенкой, куриными потрохами и Бог знает чем еще. К сожалению, мистер Мьюр должен был признать, что он тоже приложил руку к тому, что кошка так избаловалась.)

Миранда, как обычно, ела жадно, но при этом жеманилась, словно не осознавая, что ее хозяин тоже тут, — не осознавая или не чувствуя за это благодарности. Он вполне мог быть слугой; вполне может быть — его и просто тут нет. Если она и почувствовала что-то неладное — например, что ее поилку забрали и не вернули, — то, как и подобает аристократам, не подала вида.