Сказки о воображаемых чудесах

Не знаю, откуда появились во мне эти слова, но внезапно они посыпались с моих губ одно за другим:

— Я не дерзил вам, мистер Индрасил, и мне не нравится, что вы утверждаете это. Мне это… мне противно. А теперь отпустите меня.

Его лицо вмиг покраснело, затем побелело, а потом стало сафранно-желтым от ярости. Глаза горели адским пламенем.

Я подумал, что настал мой смертный час.

Он издал неясный звук, будто поперхнулся, и хватка на моем плече чуть не раздавила мне кость. Рука поползла выше, выше, выше… а затем в единую секунду опустилась.

Если бы она достигла моего лица, я бы в лучшем случае потерял сознание. В худшем он сломал бы мне шею.

Но до моего лица она не дотянулась.

Передо мной возникла другая кисть — из ниоткуда, точно по волшебству. С глухим хлопком соприкоснулись две напряженные руки. То был мистер Леджер.

— Оставь мальчика в покое, — сказал он безо всякого выражения.

Долгий миг мистер Индрасил таращился на него, и во всей ситуации не было, мне казалось, ничего неприятнее, чем наблюдать, как в этих ужасных глазах смешивался страх перед мистером Леджером и бешеное желание причинить боль (или даже убить!).

Затем он повернулся и побрел прочь.

Я обернулся и посмотрел на мистера Леджера.

— Спасибо, — сказал я.

— Не благодари меня.

Было слышно, что он не скромничает; фраза звучала, как настоящий приказ. Интуиция — или эмпатия, если вам угодно, — сразу подсказала мне, что именно он имел в виду. Я был всего лишь пешкой в долгой борьбе, которая, должно быть, велась между этими двумя. Это мистер Леджер, а не мистер Индрасил, взял меня в плен. Он остановил укротителя львов не из сочувствия ко мне: это давало ему преимущество — пусть и совсем незначительное — в их личной войне.

— Как вас зовут? — спросил я, вовсе не обижаясь на то, что понял. В конце концов, он хотя бы проявил честность.

— Леджер, — кратко сказал он и повернулся, чтобы уйти.

— Вы ездите с цирком? — спросил я, не желая так быстро его отпускать. — Мне показалось, что вы знаете… его.

Тонких губ Леджера коснулась слабая улыбка, и на секунду глаза его потеплели.

— Нет. Ты можешь называть меня… полицейским.

И прежде чем я успел ответить, он исчез в нахлынувшей толпе.

Снова я увидел мистера Леджера в Данвилле, и — двумя неделями позже — в Чикаго. Я всеми силами старался избегать мистера Индрасила и вычищал клетки до блеска. За день до того, как мы отправились в Сент-Луис, я спросил Чипса Бейли и Салли О’Хара, рыжеволосую канатную плясунью, знают ли друг друга мистер Леджер и мистер Индрасил. Я был почти уверен, что знают. Ну не полакомиться же нашим восхитительным лаймовым мороженым приезжал мистер Леджер.

Салли и Чипс обменялись взглядами поверх чашек кофе.

— Никто особо не в курсе, что там между ними происходит, — сказала она. — Но происходит это уже давно, может, лет двадцать. С тех самых пор, как мистер Индрасил пришел от братьев Ринглинг, а может, и того раньше.

Чипс кивнул:

— Этот Леджер появляется в цирке почти каждый год, когда мы проезжаем по Среднему Западу, и остается до тех пор, пока мы не загружаемся на поезд до Флориды в Литтл-Рок. В его присутствии старый кошатник становится таким же раздражительным, как и его тигры.

— Он сказал мне, что работает полицейским, — произнес я. — Как считаете, чего он тут ищет? Ведь мистер Индрасил же не…

Чипс и Салли посмотрели друг на друга как-то странно и заторопились уходить.

— Надо проверить, чтобы весы и противовесы уложили правильно, — сказала Салли, а Чипс пробормотал что-то не очень убедительное о том, что стоит проверить заднюю ось грузовика.

Примерно так заканчивался каждый разговор о мистере Индрасиле или мистере Леджере: торопливо, под лепетание вымученных оправданий.

Мы попрощались с Иллинойсом, а заодно и с комфортом. Установилась невыносимо жаркая погода — казалось, случилось это в тот самый момент, как мы пересекли границу, — и оставалась с нами еще полтора месяца, пока мы медленно колесили из Миссури в Канзас. На всех, включая зверей, напала раздражительность. И, естественно, кошек (за них отвечал мистер Индрасил) это тоже касалось. Он безо всякого милосердия помыкал помощниками — а особенно мной. Я вымученно улыбался, пытаясь вытерпеть его обращение, хотя у меня самого от жары началась потница. С безумцами не спорят, а я был почти уверен, что мистер Индрасил был сумасшедшим.

Никому не удавалось поспать, а ведь отсутствие сна крайне губительно для работников цирка. От недосыпа замедляются рефлексы, а медленные рефлексы — это прямой путь к опасностям. В Индепенденсе Салли О’Хара упала с двадцатиметровой высоты на нейлоновую сетку и сломала ключицу. Андреа Солиенни, наша цирковая наездница, во время репетиции свалилась с одной из своих лошадей; пробегавший мимо конь задел ее по голове копытом, и она потеряла сознание. Чипс Бейли молча страдал от лихорадки, которая не покидала его никогда; лицо превратилось в восковую маску, а на висках блестели капельки пота.