Сказки о воображаемых чудесах

И вот он уже был там, словно заполз под ковер, был в темном коридоре; сквозь обтрепанные края проливались лучи света, указывая ему путь. Он устремлялся вперед, прижав уши, и от усилий мяукал; и вот, наконец, ощутил особо истончившийся участок: дождь. Ну что ж, сойдет. Он прорвался наружу и чуть не угодил со всего размаху в стену, вместо этого он взбежал по ней наверх и остановился, лишь достигнув вершины: крыша из красной черепицы, влажная и скользкая. Он неуклюже заскреб когтями, пытаясь найти опору, нашел, подтянулся и оглянулся вокруг. Глаза его были навыкате, сердце колотилось, дождь холодил шерсть, а изо рта уже вырывался пар. Он потерянно мяукнул от жалости к себе.

Но с этой обзорной точки он увидел, как Старик уменьшается где-то вдали, словно волна после прилива. О нет, подумал Старый Фосс, нет, он направился к морю.

Старый Фосс побежал, грохоча по крышам. Он спешил догнать Старика, который слишком стремительно шагал на встречу только лишь с собственной смертью. Старый Фосс знал, что она с безмолвным терпением ждет его под непрекращающимся потоком воды.

Однажды Старик уже уходил в море на решете со своей Девой джамблей и ее нефритовыми очами в тон кожи, и с ее улыбками, похожими на сладкую синюю боль в сердце. От ее прикосновений к щеке останавливалось сердце, от звуков ее голоса в ушах одна мысль заполняла бесконечность. Они и правда поехали встретиться с шестью десятками противоборствующих ветров, которые дали им вино в обмен на безделушки, принесенные из мира, и дали им сладкого как манна напитка под названием Ринг-Бо-Ри за кольца из свиных носов и незавершенные картины, которые выкинули в море, и за изящную ложку. Они поплыли в подвижную густоту запределья, и их подняли на небо огненные птицы, и они заснули рядом с островами солнца и ночной рекой. И — кто мог знать! — решета тонут медленней, чем обычно предполагаешь. Во всяком случае, иногда. Может, когда ветер дует в нужную сторону и поддерживает их? Или когда движешься так быстро, что не замечаешь, что тонешь.

Старый Фосс пришел за ним тогда и спрятался среди снастей, а может, и под связками с товаром. Он ждал и наблюдал.

И вот однажды, когда воды ночи подступили слишком близко и высоко, и некому было их вычерпать, да и поздно было что-то делать, Старый Фосс прошептал на ухо Старику, пока тот спал:

— Время вернуться домой, ибо вода поднимается. Время пробудиться, сейчас или никогда. Время спать немного меньше и жить немного больше, старина. — И так он выплатил часть долга, от которого ему было не избавиться никогда.

— Спасибо, — сказал Старик, проснувшись и снова оказавшись в своей кровати. — Ибо воистину я бы утонул.

И все же, у него словно тоже что-то забрали, что-то такое, что никогда не сможет вернуться — то, что значила для него Дева джамблей, — и вот появился новый долг, который не оплатишь вовек.

— Почему ты отвлек меня? — порой спрашивал Старик, когда на него нападало помешательство. — Почему не оставил мирно утонуть, наслаждаться блаженством иных предметов вместе с моей Девой джамблей?

Ибо они пытались удержать его.

— Останься, — говорили ему, несмотря на то, что вода прибывала, потому что протекало решето.

— Пойдем со мной, — сказал он своей Деве джамблей. — Пойдем со мной, стань моей любовью. Мы придумаем, чем занять время, хоть дела и будут иные… Мы будем рисовать незаконченные картины на берегу и держаться за руки под дождем. Я буду писать тебе стихи, а ты будешь рассказывать мне несмешные шутки. Будет не так, как сейчас, но все-таки что-то будет.

И она согласилась пойти с ним, встретиться с ним поутру, на берегу всего мира, под солнцем, рядом с ночью, куда птицы небесные приходили, чтобы отнести их домой на серебряных канатах, зажатых в огненных клювах, на плоту, сделанном из листьев дерева Твангум; они со Старым Фоссом ждали, что она придет из решета, когда оно будет погружаться на дно реки ночи. Но она так и не появилась.

Казалось, что он, ступив из решета на берег, а оттуда на плот, куда-то не туда ее поместил; когда он обернулся, чтобы протянуть ей руку и помочь выйти на берег, она исчезла.

И больше не появлялась. И джамбли исчезли из решета с первым утренним светом, будто туман отступил в море, но оставили после себя боль, словно ты вспомнил свои юные и глупые мысли о том, каков будет для тебя мир.

— Пойдем, Старик, — сказал Старый Фосс. — Решето быстро тонет.

— Увижу ли я ее снова?

На такие вопросы ответа не было, и Старый Фосс ничего не ответил. Но Старик спросил снова, и спрашивал столько раз за эти годы, что Старый Фосс не выдержал и сказал:

— Прости, Старик.

— О, я знаю, все хорошо, Старый Фосс.

Но все не было хорошо.