Сказки о воображаемых чудесах

И вот наконец он присел. Через полчаса я его догоняю, и затем прохожу мимо него, чтобы как следует разглядеть.

Мы оба немолоды. Оба исхудали от долгой ходьбы. Оба загорели на солнце, у обоих обветрились губы. На нас большие шляпы. Я раздобыла свою, когда стала задумываться о том, как буду пересекать пустыню.

Он таращится на меня, когда я прохожу мимо. Ему так же интересно узнать обо мне, как и мне — о нем. Его тележка гораздо больше и прочнее моей. Даже больше похожа на тачку. Он обвязал себя канатом и другой конец прицепил к тележке, чтобы можно было ее тащить. Не удивлюсь, если у него нет палатки. А сверху привязана сковородка. Бьюсь об заклад, ему автостопом прокатиться не удалось ни разу. Слишком много вещей.

Для отдыха он нашел приятное местечко. Там течет ручей, и вдоль берегов даже растут несколько чахлых тополей. Не то чтобы они давали много тени… Под дорогой проходит водопроводная труба на случай, когда в ручье есть вода. Вот там, наверное, он справляет малую нужду.

Я разворачиваюсь и иду назад.

На вид он напоминает деревенского жителя… крестьянина, может… хотя сейчас, наверное, я тоже на горожанку не похожа.

Перед тем как присесть (не слишком близко к нему), я гляжу на небо. Там, на дороге, этого неба — хоть завались.

Я говорю:

— Пока что все в порядке.

Он не снисходит до ответа. И так понятно, что пока все хорошо.

Мы сидим, ничего не говоря, но я не знаю, это неловкое молчание или все-таки ловкое.

Единственным, кто задает вопрос, оказывается Нэтти: «Мяу?»

Когда мужчина встает, чтобы продолжить путь, я следую его примеру. Он не просил меня идти с ним, но от моего общества и не отказывался.

Уже вечер, и то место отлично подходило для ночевки, но он все равно уходит. Может, он пытается от нас отделаться? Некоторые просто не любят кошек.

Он собирается идти всю ночь? Я не решаюсь спросить. Если спрошу, возможно, он скажет мне не идти за ним.

Мы все идем и идем. Ближе к утру он подходит к чахлой рощице. Я стою метрах в тридцати позади него, чтобы не беспокоить. Я падаю прямо у дороги. Можно сказать, в канаву. По крайней мере, тут достаточно уединенно: вдоль дороги растут кусты. Почти как по берегам реки. У меня даже не хватает сил достать нам банку кошачьего корма.

На следующее утро я просыпаюсь поздно. Просыпаюсь от звуков дорожного движения, если только одна машина раз в десять минут может считаться дорожным движением. Мои ноги колет еще больше, чем раньше. Неведомое подбирается ближе.

Я изучаю небо: ни облачка. Деревьев тоже нет, за исключением той купы, где мужчина разбивал лагерь. Теперь он ушел вперед. Прошел уже несколько миль по дороге. Может, ему правда не нравится, что мы преследуем его, но все же уйти я ему не дам.

Мы с Нэтти едим наш кошачий корм и спешим ему вслед. Мы идем быстрее, чем он, ведь ему приходится тащить такую огромную тележку.

Утро стоит чудесное. Вдоль обочин вовсю цветет хризотамнус. Ярко-желтые цветки. Несмотря на грядущее несчастье, я напеваю себе под нос. Необязательно хандрить только потому, что у тебя покалывает ступни, мир полон уныния и нечто грандиозное и ужасное должно вот-вот произойти.

Довольно скоро мы почти достигаем своей цели: до мужчины остается всего-то несколько метров.

Пока он не сказал ни слова.

Но вот и серебристая докторская машина. Его я не ожидала увидеть. У меня не хватает времени не то что скрыться, а даже подумать об этом.

Старик останавливается, поворачивается и смотрит.

Выглядит это так, словно мы и впрямь вместе, словно старик меня ждет.

Я бегу к нему и хватаю его за руку.

Не успел доктор перегнуться через боковое стекло и сказать хоть слово, я выпаливаю:

— Это марафон в поддержку жертв рака груди. Забыла сказать вам.

— Но я могу помочь. Вам обоим.

Но в его машину все равно бы не поместились мы оба вместе с нашими пожитками и Нэтти.

— Не нужна нам никакая помощь.

Что приятно, старик разрешает мне держаться за его костлявый локоть. Я не была уверена, что он разрешит, ведь он постоянно уходил без меня, не сказав ни слова.

А затем он все-таки заговорил:

— Она со мной.

Голос у него хриплый, будто он все время молчит… и мне кажется, что так и есть.

— Почему вы не хотите в наш приют? Помыться? Отдохнуть? Да и сколько вам лет-то? Я бы не хотел, чтобы вас прямо тут хватил сердечный приступ.

Мужчина говорит:

— Мы достаточно молоды, чтобы шагать целый день.

Доктор хватает меня за другую руку — за ту, которой я держу тележку. Нэтти сидит на ней, это его обычное место. Он бьет лапой, и у доктора по всей руке тянутся отличные длинные царапины.

Я выпускаю тележку. Так уж вышло. Она с грохотом летит в канаву и переворачивается. Я бегу к ней, чтобы посмотреть, не поранился ли Нэтти, и старик бежит за мной. А доктор нет. Он смотрит на свои царапины. Что это вообще за врач такой?

Но Нэтти там нет. Я поднимаю тележку: вдруг его придавило внизу. Но потом я вижу, как он мчится по дороге, и поводок волочится за ним. Если бы поблизости было дерево, он бы обязательно на него забрался.

Я должна была догадаться. Кошки такие быстрые. И с ними почти ничего плохого не случается.