Сказки Освии. Шершех

По площади, оцепленной суровыми стражами, совсем не похожими на прежних добрых и наивных хранителей покоя Асскары, вели закованных в цепи людей, в которых я с трудом узнала Рональда, Альберта, Освальда и Василику. По их виду было ясно, что они прошли через многое за время правления Шершеха. Они были до того худыми, что прорванная, перепачканная одежда болталась на них, как паруса на мачтах в штиль.

Рональд сильно хромал на правую ногу. На шее Освальда был ошейник с вдетым в него кольцом, и обрывок верёвки всё ещё свисал с него. С острой горечью я поняла, что верховного мага водили на поводе, как собаку. Альберт хоть и не был таким худым, как остальные, но еле шёл и постоянно спотыкался. Он был бледен и измучен. Одежда на нем вымокла насквозь, казалось, что он только вышел из-под пытки, а палач окатил его водой, чтобы привести в чувства. Правая рука Василики была на перевязи, сделанной из обрывков левого рукава и низа её рубахи. Левая рука, обнажённая до плеча, была покрыта припухшими лиловыми синяками и гниющими ранами. Её волосы отрасли на пядь с того момента, когда я её видела в последний раз. Значит, я пробыла в пустоте, а мои друзья под пытками, не меньше нескольких месяцев.

Друзья смотрели на меня с непривычной и пугающей ненавистью, какую испытывают к палачу с раскалёнными клещами в руках. Только через секунду я поняла, что ненависть эта вызвана тем, что они видят вместо меня Шершеха. Друзей выстроили внизу у помоста и принялись привязывать к столбам. Картина до боли напоминала ту, которую я видела во сне перед побегом из дома Освальда, только тогда горел Альмагард, а здесь лежал в сером могильном отчаянии Вераильм. В том сне всё закончилось плохо.

Моя рука нервно скользнула по шее, нащупав ненавистное ожерелье. Оно всё ещё было на месте, его разбитые камни не смущали Шершеха, по каким-то своим причинам он не спешил избавляться от бывшей клетки.

Друзей подвели к помосту, и глашатай стал зачитывать приговор. Я напряженно вслушалась. Одного взгляда на четыре столба и сложенные под ними дрова было понятно, к чему именно приговорила я своих друзей. Теперь, из речи глашатая становилось ясно ещё и в чём именно я их обвиняла. Хитрый и бессовестный Шершех собирался казнить единственных, знающих о нём людей, использовав злодеяние, которое совершилось не без его косвенного участия. Он ставил им в вину гибель единственной наследницы аскарского престола, принцессы Амель. Доказательство преступления молчаливо стояло на табуретке в розовом горшочке и никаких «хэй-хо» не пело. И в этот момент неуместное понимание, что расколдовать Амель совсем просто, пронзило меня. Я была как человек, евший всю жизнь суп вилкой, а под старость внезапно открывший для себя, что ложкой удобнее, но уже поздно, весь суп давно съеден.

Нужно было торопиться. Опыт показывал, что Шершех никогда не уходит на долго. Я вытянула вперёд руку, указывая пальцем на торжественный кактус. Глашатай замолчал, боясь меня до дрожи в коленях. Из пальца в кактус ударила молния, колючки с него осыпались, и Амелька снова стала девушкой, скромно сидящей на табуретке, в том самом платье, которое она надела на бал во дворце Альберта.

Мгновение повисшей тишины разорвалось криками и ликованием толпы. Лица стоящих передо мной друзей осветились радостью, вместо палача они увидели во мне давно потерянного друга.

— Освободите их, — как можно более властно приказала я стражам. Они, к моему огромному удивлению, послушались, и начали неуверенно распутывать узлы, но не успели.

Я окончательно выдала себя перед Геральтом и Коллопом. Оба чёрных мага уже были на ногах, в боевых стойках, но страх перед Шершехом, их прежним хозяином, сдерживал магов от удара.

— Что, струсили, червяки безвольные? — прошипела я яростно, обращаясь к старым знакомым, и становясь в первую позицию «боевое заклинание. Быстрый обстрел».

Геральт собрал пальцы в щепоть, и пальнул в меня неизвестным заклинанием. Я выставила щит, но он не выдержал удара, его разорвало на кусочки, а меня опрокинуло на лопатки и вдавило в доски помоста.

Осколки моего щита и остаточный импульс заклинания Геральта, разлетелись в стороны брызгами синих искр, покрывая радиус не меньше десяти саженей. Они рассыпались по площади, поджигая плащи стражей, нищенские обноски горожан, обрывки грязных занавесок в раскрытых окнах домов. Площадь Вераильма наполнилась дымом и криками. Люди бежали прочь, стражи без колебаний бросали посты и придавались постыдному бегству, даже не попытавшись затушить набирающий силу пожар. Под кострами друзей вспыхнуло сено, щедро пропитанное смолой. Языки пламени мгновенно поднялись вверх, уверенно перекинулись на поленья, и поползли к ногам пленников.