Сказки Перекрестка

Царевич открыл было рот, чтобы заспорить, однако доводы рассудка возобладали, и он отправился за Алешкой в шлюпку.

Юра на миг замер. Язык Саротано он знал не очень хорошо, но название его подлодки было произнесено по-русски, а слово «удар» было знакомо по тренировкам.

— Что? — спросил у него Капитан-Командор.

Но он уже справился с собой и ответил спокойно:

— Я тебя понял.

Капитан-Командор заметил вспыхнувшее вокруг него холодное голубое свечение — бой начался.

VII

Погрузился этот сарай с таким шумом, воем и треском, что у меня заложило уши. Старый с молодым даже не поморщились. Они сели на лавки вдоль перегородки и вжались в нее как можно сильнее.

Когда шум стих, старый внятно сказал куда-то вверх:

— Действуя по обстановке, захватили девчонку. Парень недосягаем.

Ответа не последовало. На лице старого ожидание сменилось разочарованием, и он попытался спорить с тишиной:

— Она ведь тоже важна для Сидони?

Тишина не отвечала. Старый заметно обеспокоился: его взгляд обратился внутрь, и в туже секунду метнулся наверх, руки задрожали.

— Где царевич? — претенциозным тоном спросила я.

— Заткнись, дрянь, — мгновенно, срывая на мне свою досаду, откликнулся он.

— Вы обещали царевича! — капризно продолжала я.

— Заткнись, я сказал! — рявкнул он и занес кулак для удара.

Именно на это я и нарывалась. Моя рука нанесла удар быстрее, чем он закончил замах, и ее целью оказались свирепо выпученные злые глаза. Да, оба сразу.

Старый, даже не вскрикнув, лишился чувств от болевого шока и повалился на пол. Молодой вскочил на ноги. Мои пальцы ужалили его под нижнюю челюсть, вызвав крайне болезненный спазм мышц, и он застыл, вытянутый по струнке.

— Слушай, тупая марионетка, — уже без наигранных интонаций сказала я, — мне очень просто тебя убить, и пока я не решила это сделать, отведи меня к царевичу.

Пересиливая боль, Риккардо показал на тяжелую кованую дверь.

— Открывай! — велела я.

Он отпер дверь и вышел. Я вышла следом.

Соседний отсек выполнял функции рубки. Он оказался просторным и темным, и я не сразу увидела среди находившихся в ней людей лежавшего на полу, раскинув руки и согнув ноги, царевича. Не обращая больше ни на что внимание, я бросилась к нему.

Наверное, они думали, что убили его, но он еще был жив. Несмотря на несколько ножевых ран и пролом в черепе, в нем, ослабевая, светился тусклый огонек жизни. Я впервые тогда это увидела — умирание, момент, когда грань между жизнью и смертью тонка настолько, что стирает огромную разницу между ними, когда тело уже прекратило борьбу и покорилось, обреченно простившись с миром, чужой злой воле.

Я медленно, одновременно с подступившим ужасом, поняла, что собирался сделать толстый грязный мужчина, наклонившийся над телом мальчика, занеся широкий нож за бледную шею… и больше времени не теряла. Мужчина от взмаха моей ноги влетел в переборку, ударился головой, завалился на пол и уже не шевелился; другой, попытавшийся схватить меня, получил перелом челюсти и взмыл к потолку; третий, решивший ударить меня по ногам, сломал о них хребет; четвертый, полоснувший ножом в миллиметре от моей груди, потерял управление собственными руками и вонзил его себе в живот; пятый и шестой при помощи моих ног столкнулись лбами; седьмой, не знаю, почему, дико заорал у меня за спиной и скорчился, истекая кровью, у стены. Были еще двое, они держали рули и мне не мешали. Риккардо втиснулся под стол рядом с ними.

Рухнув на колени у тела царевича, я вцепилась в него, даже не пытаясь залечивать раны, стараясь только раздуть до пламени тусклый огонек, оставшийся от его жизни. Я так сделала несколько лет назад с Алешкой, застав его мертвым на операционном столе, и тогда мне было тяжелее тем, что и крошечной искорки жизни в Алешке не оставалось, я сама ее высекла не помню каким усилием, но и легче — тем, что находившиеся рядом врачи это пламя сразу подхватили.

Я держала одну руку над раненым сердцем мальчика, другую — на его разбитой голове, и ощущала себя не человеком из плоти и крови, а сгустком энергии, заряжающим воздух и уплотняющим его до материальной формы, затыкая им раны, разгоняя в смирившемся теле остатки крови, создавая недостающую кровь из какой-то частицы себя.

Он задышал глубже и ровнее, его сердце дернулось и забилось ритмично, как надо. Если мы выйдем отсюда, он будет жить.

Если.

Я села, поджав ноги, и оглядела помещение. Вахтенные поминутно на меня косились, а Риккардо вообще не сводил застывшего взгляда.

Итак, условия задачи: мы с едва живым мальчиком а) в чужом мире; б) в чужом море; в) в погруженной подводной лодке; г) вокруг одни враги.

Спрашивается: по какой икс я за всю жизнь ни разу не поинтересовалась устройством подводных лодок?! КАК нам отсюда уходить?

Надо всплывать, отдраивать люк в смежном отсеке, где до сих пор валяется старый маразматик, вылезать наверх и… Да, приходится признать, что в нынешней ситуации без посторонней помощи я не справлюсь.

— Всплывай давай, — велела я вахтенным.

Они оба посмотрели на меня затравленно и лишь сильнее вцепились в рули. Так. Даже зная, на что я способна, слушаться меня они не будут.