Сказки Перекрестка

Где-то в дремучем европейском средневековье в разгар междоусобной войны он «гостил» в отряде крестьян с двумя мелкими помещиками во главе, восставшими против своего сюзерена. Партизанское существование было ему знакомо и нравилось своей первобытной естественностью, демократией и простотой, когда нищета обнажает пару истин, единственно важных: для того, чтобы жить, надо только есть и согреваться, а для того, чтобы жить по-человечески, надо ценить сегодняшний день, тех, кто рядом, и бороться за уверенность в завтрашнем. Здесь не нужны были ни деньги, ни документы, здесь пустым звуком были права человека, здесь, уважали искренне и верили интуиции. И даже жестокость была нормальной, поскольку оправдывалась местью или выживанием — искренними, а не темными порывами.

Денис с ополченцами около месяца по местному времени спал в землянках, участвовал в набегах на стоянки баронского войска, отбивался от баронских солдат, когда, наоборот, те на них нападали, заманивал врагов в болота или в непроходимые чащи. Такие противостояния могли длиться годами, что его не устаивало. Он хотел приблизить развязку.

Он знал, что в другом лесу так же действуют другие отряды, нашел их разведчиков и, с трудом преодолев подозрительность голодных и не раз преданных, наладил через них связь с их командирами. Надо сказать, пасьянс был захватывающим. Задачу собрать все отряды в одно время в одном месте пришлось решать путем обмана: собирая сведения о передвижениях барона, численности, состоянии и планах отрядов, он говорил, что действует по заданию командиров. Его, конечно, проверяли. Несколько раз он возвращался к своему отряду, чувствуя спиной очень осторожную слежку, и намеренно не пытался ее сбить. Убедившись в том, что он не лжет и действительно принадлежит к ополченцам, ему верили и во всем остальном.

Так, совместными усилиями под незаметным руководством Дениса, мятежникам удалось выманить барона из замка в дальнюю деревню, тремя отрядами захватить замок с остатками войска, и, дождавшись там возвращения основных бароньих сил, с комфортом с ними разделаться. Затея была рискованной в том моменте, что барон, зная свою собственную крепость лучше повстанцев, мог найти способ проникнуть в нее тайно, не ломая массивные ворота и не пытаясь залезть по высоким стенам. Чтобы свести этот риск к минимуму, еще один отряд поджидал барона в лесу и, когда все силы подтянулись к узурпированной твердыне, напал с тыла.

В бою на крепостных стенах не было ничего интересного, итог там был очевиден, и Денис перебрался через стену, чтобы помочь «заднему» отряду, дравшемуся с врагом лицом к лицу. Тем и в самом деле приходилось несладко. У подножия стены агонизировал паренек лет пятнадцати — его ровесник, — меч разъяренного барона снес ему полголовы. Рядом с ним головой вниз упал немолодой крестьянин, его грудь до бока была рассечена ударом алебарды. В его глазах, заливаемых толчками выбрасываемой изо рта кровью, за несколько мгновений выражение ужаса сменилось тоской — до того, как они застыли. В эти мгновения Дениса охватило горькое сожаление, что он неправильно все рассчитал, что победа если даже и достанется им, то слишком дорогой ценой, и он кинулся с вдесятеро возросшей силой исправлять свою оплошность, по пути клянясь, что больше никогда, никогда, не примет на себя ответственность за столько других людей, всего и хотевших-то спокойно жить.

— Так это ты — Бес! — вдруг услышал он рядом с собой по-русски.

Отражая атаку солдата, он быстро обернулся и чуть не выронил саблю, осознав, что рядом с ним дерется Ася.

— Что? — переспросил он, все еще не веря, что это на самом деле она.

— Бес! Тебя здесь так называют! Не знал?

— Нет!

Тревога прошла, и ему захотелось смеяться. Бес!

Дальше все уже было легко. Солдаты-враги отскакивали от них, как мячики, они с Асей их просто сметали — два вихря чистой энергии, — и бой превратился в праздничную пляску. Это было самым настоящим, опьяняющим счастьем — знать, что где-то рядом, среди жаждущей крови толпы, после двух месяцев на чужой земле, непонятно, каким чудом оказался друг. Близкий, связанный кровью, такой же!

Когда сражение стихло, и озверевшие ополченцы с обеих сторон крепостной стены мстительно добивали солдат, Ася и Денис бросились друг к другу. Он подхватил ее и подкинул, поймал и прижал к себе. Они смеялись, довольные такой неожиданной и славной встречей, она взъерошивала его волосы, а он кружил ее и вновь обнимал.

В какой-то миг сквозь эйфорию он затылком почувствовал, как его жалит что-то назойливое — чья-то отчаянная обида, и в следующую же секунду инстинктивным жестом поймал на подлете запущенный в Асину спину стилет. На расстоянии десяти метров от них в ярости топнула ногой дочь командира его отряда.

— Значит, эта пигалица?! — крикнула она. — Где твои глаза, она же и ногтя моего не стоит!