По пути Женька вспомнил, что «тундра богата грибами и ягодами», и мы принялись изучать мох в поисках грибов, что было правильно, поскольку через два часа от пряников в наших желудках не осталось даже приятных воспоминаний. Еще он предложил было поохотиться, но, представив его, идущего с мечом на суслика, я уже рассмеялась в голос, и он, немного подумав, захохотал тоже. Нам повезло, и грибов набралось достаточно, на вид вполне съедобных. Мы набрали у чахлых кустиков сухих веток, на самые длинные нанизали грибы, которые порезали Женькиным мечом, точнее — о Женькин меч, развели костер (спички-то у меня обязательно найдутся), и поджарили грибы в меру своих знаний о способах их приготовления. Результат отбил аппетит надолго.
Незаметно наступил вечер. Нас стали одолевать комары. В потемках мы набрали еще сколько смогли хвороста и развели костер.
— Спим по очереди? — спросил Женька.
— Да, надо поддерживать огонь, — ответила я. — А то волки…
Волками, впрочем, и не пахло. Скоро нас укутала тьма. Глядя на огонь, я старалась не замечать Женькиного взгляда и пыталась избавиться от померещившегося два мира назад беспокойства. Чье недовольство может преследовать меня? Валя и Оля злятся, что я бросила их, улетев с драконами? Нет, они остались при своем интересе, ведь никто из парней не пострадал, а я их стараниями выглядела абсолютной дурой. Братья? С их точки зрения, я совершила очередную глупость, не более того. Денис меня бы понял, может быть, но его там не было. Кажется, что-то не так из-за Жени — мне неуютно, потому что он рядом. Герман. Вот в ком дело. Я не хочу, чтобы рядом был Не Он… Что он ревнует — мне только кажется. Господи, помоги мне забыть о нем!
— Что у тебя с Германом? — спросил Женька.
Они что все, сговорились? Я не хотела вновь искать ответ на этот вопрос и задала свой:
— Зачем тебе это знать?
Наступила тишина, если можно так назвать немелодичное жужжание комаров и потрескивание веток. Неужели так заметно, что я к нему привязана, и мое настроение, мои мысли зависят от него? Я не только чучело принцессы на драконе, но и по жизни посмешище…
— Ты мне нравишься, — вдруг ответил Женька. — Но все говорят, что вы вместе.
Это совсем другое дело. Хотя бы не посмешище.
Что сказать? Если мы не вместе, то со мной может быть любой, кто этого захочет?
— Я одна, — сказала я. — Я одна, потому что я одна. Мне так хорошо.
Ночь прошла спокойно, если не считать того, что несколько комаров все же добралось до наших ушей, пока мы спали.
IV
А утром порталы совместились, и мы прошли в другой мир.
Здесь было лето, и день.
Развалины кирпичной постройки. Оглядываясь, мы торопливо сбросили куртки, шапки и сапоги. Женька предусмотрительно сложил это все в свою большую сумку.
Где-то кричали, я не могла разобрать, что и на каком языке. Вдруг человеческие крики перекрылись громким, угрожающим гулом, и невдалеке послышался взрыв.
Война! Настоящая, страшная война! Рядом опять закричали, а потом под бегущими ногами стали с шумом крошиться кирпичи разбитых стен. В закуток, где мы с Женькой боялись шевельнуться, из дверного проема влезло дуло автомата. Подчинившись инстинкту, мы упали на пол до того, как раздался выстрел. Но всего один. Потом в разрушенную комнату вбежал солдат в грязно-зеленой форме и черных сапогах, увидел нас и заорал по-русски:
— Здесь ребята!
Через секунду рядом с ним оказались еще двое солдат. Увидев нас, один удивленно присвистнул:
— Ребята… вы как тут оказались? Сидите смирно!
Женька машинально спрятал за спиной меч. На улице слышались автоматные очереди и возгласы, я уже поняла, что по-немецки. Наши солдаты отстреливались, резко высовываясь в оконные проемы и разбитую дверь и прыгали обратно. Тот, кто вбежал первым, весело подмигнул мне:
— Ничего, отобьемся!
Действительно, взрывов больше не было слышно, и выстрелы раздавались все дальше. Но солдат, осторожно, прижавшись к стене, вышедший на улицу, после громкого щелчка выстрела вскрикнул и упал. Падая, он завалился назад, в дом. Я подбежала к нему и увидела, что по его гимнастерке на животе расползается кровавое пятно. Кто-то сзади меня от души выругался и выскочил на улицу, после чего очередь там не смолкала минуту.
— Все! — крикнули с улицы. — Кончил засранца! Выходите!
Это нам. Сам боец вернулся и, взяв за руку, стал поднимать раненого. Другой оставшийся ему помог, поднимая товарища за другую руку.
Мы выбрались на улицу. В ушах звенело.
Из слуховых окон подвалов вылезали люди. Кто-то рыдал, кто-то смеялся.
— Ребята, вы чьи? — закричал нам кто-то.
— Уже ничьи, — потрясенно прошептал Женька.
Нас обступили женщины и дети с тревожными глазами.
— Мы сюда из деревни пришли, — нашлась я. — Из Березовки. К тете Маше. А тут…
Деревни Березовки есть везде. И тети тоже. Проверено.
— Где ж теперь вашу Машу искать? — замялся мужичок лет шестидесяти. — Немцы на том берегу, каждый день такое… Только и закапываем, уже не разбираемся.
Я услышала, что где-то рядом ребенок плачет от боли, и пошла на звук. Мальчик лет четырех сломал руку, девочка лет восьми обнимала его и плакала.