Разразилась однажды война, страшная война не на жизнь, а на смерть. Солдат полегло видимо-невидимо и с той и с другой стороны. Мы стояли здесь, а наши враги — напротив. День и ночь палили мы друг в друга. А война все идет и идет, и конца ей нет. И вот пришло такое время, что не стало у нас ни бронзы на пушки, ни стали на штыки.
Приказал наш главнокомандующий наповал-полковник Бомбасто Пальбасто Вдребезги-и-Баста снять все колокола с колоколен, разом их расплавить и отлить громадную пушку — одну-единственную, но такую большую, чтобы можно было с одного выстрела выиграть войну.
Сто тысяч подъемных кранов поднимали эту пушку. Восемьдесят семь железнодорожных составов везли ее на фронт. Наповал-полковник потирал от радости руки и говорил:
— Вот посмотрите: стоит моей пушке выстрелить — и враги от страха удерут на Луну!
Наконец великая минута наступила. Пушищу навели на врагов, а мы все заткнули уши ватой. Ведь от адского грохота могли, чего доброго, лопнуть барабанные перепонки, а не ровен час и евстахиева труба.
Наповал-полковник Бомбасто Пальбасто Вдребезги-и-Баста приказал:
— Огонь!
Надавил бомбардир на стрелятель — и вдруг:
«Динь! Дан! Дон!»
Покатился по всему фронту, загудел-зазвенел из конца в конец невиданный колокольный звон.
Тут мы вату долой, уши навострили, слушаем. Громыхает пушища, словно гром:
«Динь! Дан! Дон!»
А в горах и долах вторит ей, гудит на все голоса сто тысяч и одно эхо:
«Динь-динь! Дан-дан! Дон-дон! Дон!»
Закричал наповал-полковник Бомбасто Пальбасто Вдребезги-и-Баста во второй раз:
— Огонь! Огонь, черт возьми!
Снова надавил бомбардир на стрелятель.
И опять полетел-поплыл из окопа в окоп праздничный перезвон. Будто не пушка гремит, а звенят-заливаются все колокольни нашей земли.
Тут наповал-полковник от злости принялся рвать на себе волосы. Рвал, рвал, пока не остался у него на голове один-единственный волосок.
Тем временем смолкло все и стало тихо. Но вот с другой стороны, из-за окопов наших врагов, будто зов призывный, грянул вдруг оглушительный и веселый звон:
«Динь! Дан! Дон!»
Надо вам сказать, что вражеский главнокомандующий обер-бейвсехмейстер фон Бомбах Пальбах Раздроби-вас-в-прах тоже придумал перелить все колокола своей страны в одну небывалую пушку.
И началось!..
«Динь! Дан!» — гудела наша пушка.
«Дон!» — отзывалась вражеская.
Солдаты выскочили из окопов и побежали друг другу навстречу. Бегут, а сами приплясывают.
— Мир! Мир! — кричат. — Колокола! Слышите? Колокола! Праздник настал! Колокола звонят — знак подают! Мир!
Наповал-полковник и обер-бейвсехмейстер прыгнули в свои автомобили — и наутек! Далеко уехали, дальше и некуда, а звон все слышен. Видно, не осталось на всей земле, ни на суше, ни в океане, такого уголка, куда бы не достал голос тех колоколов.
Королевство Обжория
Не сейчас, не вчера, а давным-давно, не близко, не далеко — за тридевять земель, к востоку от княжества Опивония, стояло королевство Обжория. Первым правил тем королевством Обжора Луженое Брюхо. Прозвали его так за то, что, расправившись с макаронами, он сгрызал заодно и тарелку. А разделавшись с тарелкой, был здоровее прежнего и на колики не жаловался.
За Луженым Брюхом на трон воссел Обжора Второй, прозванный Три Ложки. Прозвище это заслужил он тем, что хлебал суп сразу тремя серебряными ложками: одну ложку держал в правой руке, другую — в левой, а третью ему подносила королева; и солоно ей приходилось, если в ложке не хватало хоть капли.
После него трону королевства Обжория — а надо вам сказать, что он нарочно был поставлен во главе стола, который день и ночь держали накрытым, — трону этому пришлось носить на себе:
Обжору Третьего, прозванного Заедка;
Обжору Четвертого, которого прозвали Пармезанская Котлета;
Обжору Пятого, который был прозван Ненажорой;
Обжору Шестого, прозванного Куроглотом;
Обжору Седьмого, по прозвищу «А нет ли еще?», который прославился тем, что проглотил свою собственную корону, хотя она была из кованого железа;
Обжору Восьмого, прозванного Корочка Сыра, который, не найдя однажды на столе ничего съестного, сжевал скатерть;
Обжору Девятого, по прозвищу Стальная Челюсть, который сожрал трон вместе с подушками.
Так и кончилась династия.
Про рака
«Почему все мои родичи всегда пятятся назад? — подумал однажды молодой рачишка. — Не хочу я так ходить. Хочу научиться ходить вперед, как лягушки. И пусть у меня отсохнет хвост, если я не постигну эту премудрость!»
Подумал так рачишка и потихоньку от всех стал практиковаться между камнями родного ручейка. Ох, и солоно же ему пришлось в первые дни! На все-то он натыкался, поцарапал и продавил свой панцирь и чуть не каждую минуту сам себе пребольно наступал на ноги. Но раз от разу дела у него шли все лучше и лучше, потому что при желании можно научиться чему угодно.
И вот наступил день, когда он решил, что не оскандалится, если покажет свое искусство родичам. Дождавшись, когда вся семья была в сборе, он сказал:
— А ну-ка, посмотрите!
И лихо пробежался перед ними, да как! Не пятясь задом, а вперед, как лягушки.
Увидев это, мать ударилась в слезы.
Адальстейн Аусберг Сигюрдссон , Астрид Линдгрен , Йерген Ингебертсен Му , Йерген Ингебретсен Му , Сельма Оттилия Ловиса Лагерлеф , Сигрид Унсет , Сигюрдссон Аусберг Адальстейн , Ханс Кристиан Андерсен , Хелена Нюблум
Зарубежная литература для детей / Сказки народов мира / Прочая детская литература / Сказки / Книги Для Детей