Сказки по телефону

Двойка! Все ученики, что ехали в трамвае, вскочили со скамеек и со всех ног кинулись подальше от нее, на переднюю площадку. Потому что никому не хотелось иметь дело с двойкой. Старый кондуктор взглянул поверх очков на это переселение, потом покосился на Двойку и сердито проворчал:

— Ездят тут всякие! Невелика птица, могла и пешочком пробежаться.

— Так я же не виновата! — закричала сквозь слезы бывшая Пятерка.

— Ясное дело! — ехидно возразил кондуктор. — Это, наверно, погода виновата! Знаем мы ваши отговорочки.

Двойка покраснела, как пион, и, сгорая со стыда, на первой же остановке выскочила из трамвая. И тут… Ай! — час от часу не легче! — наступила кому-то на ногу.

— Ой! Простите, простите, пожалуйста, синьор! — залепетала она.

Но синьор не рассердился. Он даже — что бы вы думали? — улыбнулся! От удивления Двойка открыла глаза и стала вглядываться в синьора. Она глядела, глядела, глядела и вдруг узнала. Ба! Да ведь это же Умножение! Доброе старое Умножение. Ни у кого на свете нет, пожалуй, такого доброго сердца, как у старого Умножения. Для него невыносимо видеть кого-либо в горе. И вот не успела Двойка перекинуться с ним двумя словами, как Умножение — раз! — и умножило ее сразу на три! И в тот же миг получилась не просто Пятерка, а Пятерка с плюсом. Потому что все учителя вместо шестерки всегда ставят пятерку с плюсом.

— Ура! — закричала счастливая Пятерка с плюсом. — Теперь-то меня непременно переведут а следующий класс. Как-никак Пятерка с плюсом!

Дома и дворцы

Как-то зашел я в богадельню навестить закадычного своего друга, одного старого каменщика. Не виделись мы… даже не помню уж, сколько лет мы не виделись.

— Ну, все разъезжаешь? — спрашивает он меня.

— Да, только что из Парижа.

— О! Париж! Я тоже там был. Давно, правда. Мы там строили дворец. Ох, и дворец! На самом берегу Сены. Уж кто там теперь живет — не знаю. Ну, а еще где ты был?

— В Америку съездил.

— В Америку. О! Я там бывал. Давненько. Не припомню уж, сколько лет прошло. В Нью-Йорке был, в Буэнос-Айресе, в Сан-Франциско и в Монтевидео тоже был. И всюду дома строили. Большие дома. А на крышах ставили мачты с флагами. А в Австралии ты не бывал?

— Нет еще.

— Э! А я вот бывал. Правда, еще сопливым мальчишкой. Меня в ту пору до кладки и близко не допускали. Подсобником был. Известку носил, мешки тяжеленные. Сколько песка на решето покидал! Мы там виллу строили. Для одного местного синьора. Представительный был синьор, что твой барон. Помню, отозвал меня раз и стал расспрашивать, как спагетти готовят. Я говорю, а он все в свой блокнотик записывает. Да… Ну, а в Берлине ты был?

— Нет. Пока не удалось.

— Э, брат, а я там работал, когда тебя еще на свете не было. Какие мы там дома ставили! Красивые, добротные. Одним словом, на совесть. До скончания века простоят. А в Алжире ты был? Ну, а в Каире? Город такой есть а Египте.

— Как раз нынешним летом собираюсь туда съездить.

— Не пожалеешь. Дома там, скажу тебе, — красотища! Будешь, нарочно обрати внимание. Не стану хвалиться, но мои стены там — можно сказать — по ниточке. А уж если я крышу делаю, так вовеки веков не протечет.

— А если подсчитать, много вы их построили, разных домов?

— Да как тебе сказать? Предостаточно. В любой стране в любой город зайди — везде что-нибудь да построил.

— Ну, а сами?

— А что сам? Вот видишь, живу в богадельне, под казенной крышей. А на свою так и не заработал. В жизни всегда так…

Да, в жизни всегда так бывает. Но это несправедливо.