Сказки по телефону

Улучив момент, когда служитель отвернулся, он торопливо набил портфель камнями и отнес его домой. На другой день он проделал то же самое, и с тех лор каждое утро, за исключением воскресенья, он по крайней мере дважды, а удавалось — так и трижды в день навещал развалины великого здания, стараясь каждый раз, чтобы служитель не застал его на месте преступления.

По воскресеньям он отдыхал и пересчитывал украденные камни. А камней скоро набралось столько, что они завалили весь подвал.

Когда подвал был битком набит камнями, он стал сваливать их на чердаке, а когда и там не осталось места, принялся складывать камни под диванами, за шкафами и в корзину из-под грязного белья.

Каждый раз, подходя к Колизею, он внимательно осматривал его со всех сторон и замечал про себя:

«На первый взгляд он такой же, как прежде, но если присмотреться, то разница все-таки есть. Вот с этого боку он уже меньше, пусть капельку, а все же меньше!»

И, подумав так, он принимался отколупывать кусочек камня от гигантской ступени или расшатывать осколок кирпича из полуразрушенной арки. Обливаясь потом, он выковыривал обломок камня и совал его в портфель, а мимо, совсем рядом, проходили толпы туристов. Они шли, не помня себя от восторга, они открывали рты от изумления, он же злобствовал в полное свое удовольствие и бормотал себе под нос:

— Ничего, ничего, посмотрим, как вы вылупите глаза, когда в один прекрасный день увидите вместо Колизея пустое место.

Если он подходил к табачному киоску, за стеклами которого всегда были выставлены цветные открытки с видом грандиозного амфитеатра, то его охватывала тайная радость. Ему приходилось вытаскивать платок и притворяться, будто он сморкается, чтобы не заметили, как он трясется от смеха.

«Цветные открытки! — бормотал он про себя. — Хи-хи-хи! Ну что же, скоро вы сможете увидеть его только на этих открытках, ваш возлюбленный Колизей!»

Проходили дни, недели, годы… Украденные камни заполнили весь дом. Они грудились под кроватью, они так завалили кухню, что от нее остался только узенький проходик между умывальником и газовой плитой. Они громоздились в ванне и превратили коридор в тесную траншею. А Колизей по-прежнему стоял на своем месте, и все его арки были в полной сохранности. Он был целехонек, словно разрушали его не человеческие руки, а ниточные лапки какого-нибудь комара.

Долго ли, коротко ли, состарился бедняга вор. И тут его охватило отчаяние.

«Что же это такое, — думал он, — неужели я ошибся в расчетах? Может, было бы лучше украсть купол собора Сан-Пьетро? Впрочем, делать нечего: взялся за дело — доводи его до конца».

Каждый поход к древнему амфитеатру стоил ему теперь больших трудов. Тяжелый портфель с камнями оттягивал руку, а на ладонях не заживали кровяные мозоли. Однажды он почувствовал, что смерть уже стоит у него за плечами, и в последний раз потащился к Колизею. Кое-как добравшись до грандиозных развалин, он из последних сил принялся карабкаться по высоким ступеням, пока, наконец, не добрался до верхней террасы. Заходящее солнце заливало золотом и багрянцем седые камни древних руин, очерченные фиолетовыми тенями, но бедный старик ничего уже не мог видеть. Он еле дышал от усталости, и его старые глаза застилали слезы. Он надеялся, что проведет свои последние часы в одиночестве, но напрасно — не успел он перевести дух, как террасу залила очередная волна туристов. Они бегали взад и вперед и на разных языках выражали свое восхищение.

И вдруг среди этого разноязычного хора старый вор различил серебристый голосок ребенка, который кричал:

— Это мое, мое!..

Как фальшиво и неприятно прозвучало здесь, в вышине, это слово! Теперь старик понял это, и ему захотелось поделиться своим открытием с мальчиком, кричавшим: «Мое!» Ему захотелось растолковать этому мальчику, что нужно говорить не «мое», а «наше», но у него не хватило сил, и он умер.

Колодец на Тихом хуторе

На полдороге между Саронно и Леньяно, на опушке дремучего бора примостился Тихий хутор. В хуторе было всего три двора, и жили там одиннадцать семей. И еще там был колодец, один-единственный на все три двора. Странный это был колодец! Все у него было на месте, был и во́рот с ручкой, только не было на вороте ни цепи, ни веревки, к которой всегда прицепляют ведро, когда достают воду.

И все потому, что у каждой семьи были свое ведро и своя веревка. Ведро стояло в сенях, а веревка всегда висела рядом на гвозде. Если кто шел за водой, то вместе с ведром захватывал и веревку, а набрав воды, отвязывал ее от ворота и ревниво утаскивал домой. Один-единственный колодец и одиннадцать веревок! Если не верите, пойдите сами спросите, и вам, как и мне, расскажут, что эти одиннадцать семей никогда не жили в мире, вечно злобились друг на друга и, вместо того чтобы сообща купить одну хорошую цепь, прочно прикрепить ее к вороту и пользоваться ею на здоровье, сколько кому надо, загрязняли колодец землей и сорной травой.