Сказки по телефону

Но вот загремела война. Всех мужчин, что жили на хуторе, призвали под ружье. Перед отъездом оставили они своим женам всякие распоряжения и, главное, наказали смотреть в оба, чтобы не утащили колодезную веревку.

Потом в Италию вторглись немцы. Мужчины были далеко, и хуторянки не находили себе места от страха. Однако о веревках не забывали, и они висели в целости и сохранности на всех одиннадцати гвоздях.

Однажды сынишка одной из женщин пошел в лес за хворостом. Вошел он в лес и вдруг слышит: стонет кто-то в кустах. Это был партизан, которого ранили в ногу. Мальчонка со всех ног бросился назад на хутор позвать мать. Женщина сперва до смерти испугалась, заломила в отчаянии руки, а потом сказала:

— Давай все-таки принесем его в дом да спрячем. Кто знает, может, и твой папа, солдат, просит сейчас такой же помощи. А мы даже не знаем, где он и жив ли еще.

Спрятали они партизана в амбаре и послали за доктором, будто бы для больной бабушки. Но все хуторянки только что утром своими глазами видели, как бабушка, здоровехонькая, сновала по двору, будто резвая белка, и сразу подумали: «Что-то тут не то». Известно, на хуторе секреты долго не живут. Не успело солнышко за лес опуститься, как все уже знали, что в амбаре у Катерины лежит раненый партизан.

— Ох, смотрите, — сказал один старик, когда весть об этом разнеслась по всему хутору, — узнают немцы, понаедут сюда и всех нас порешат! Несдобровать нам, ох, несдобровать, помяните мое слово!

Но у женщин таких мыслей и в голове не было. Они вспоминали о своих мужьях, сражающихся где-то на чужбине, и думали, что они, может быть, тоже лежат сейчас раненые, тоже должны прятаться, и вздыхали. На третий день одна женщина, которая только-только зарезала поросенка, взяла кружок свиной колбасы и принесла его Катерине.

— Вот, возьмите, — сказала она. — Как-никак бедняге надо сил набираться. Отдайте ему эту колбасу.

Немного погодя пришла другая женщина и принесла бутылку вина, за ней третья с мешочком кукурузной муки на поленту, потом пришла четвертая с куском сала. Так до вечера у Катерины перебывали все хуторянки, и ни одна не пришла с пустыми руками. Женщины передавали Катерине свои подарки, потом тихонько заглядывали в амбар, где лежал раненый партизан, и уходили, утирая слезы.

Партизану между тем стало лучше, рана его понемногу затягивалась, и пока он выздоравливал, все одиннадцать семей заботились о нем, как о родном сыне, и у него ни в чем не было недостатка.

Долго ли, коротко ли, поправился партизан. Настал день, когда он сам выбрался из темного амбара погреться на солнышке, и тут увидел колодец без веревки. Увидел и очень удивился: почему же он без веревки? Женщины покраснели и стали сбивчиво объяснять, что в каждом доме есть своя веревка. Объясняли, объясняли, но партизан так и не понял, почему на этом хуторе такой странный обычай. Да и как ему было понять, если женщины не сказали ему, что долгое время только и делали, что ссорились друг с другом. А не сказали они об этом оттого, что теперь уже все было не так. Теперь, когда они пережили вместе столько невзгод, когда сообща выхаживали партизана, они незаметно для себя подружились и стали как родные сестры.

«А правда, зачем нам столько веревок?» — подумали женщины и тут же решили купить в складчину одну хорошую цепь. Так и сделали. Приколотили новую цепь к вороту, и партизан достал первое ведро воды.

А вечером партизан снова ушел в горы.

Троллейбус номер 75

Однажды утром троллейбус номер 75, который ходит от Монтеверде Веккио до площади Фьюме, вместо того чтобы спуститься к Трастевере, направился по Джаниколо, свернул на Старую дорогу Аврелия и… Словом, через несколько минут он, словно ошалевший от весеннего солнца заяц, уже мчался по лугам, окружающим окраины Рима.

В этот час, как всегда, пассажирами троллейбуса были почти исключительно служащие, и, конечно, все они читали газеты, и те, у кого они были, и те, у кого их не было, потому что те, кто не купил газету, читали ее через плечо соседа. Один синьор, переворачивая страницу, на секунду поднял глаза, взглянул в окно и закричал:

— Кондуктор, что случилось? Безобразие! Самоуправство!

Остальные пассажиры тоже подняли глаза от газет, и по троллейбусу пронесся ураган негодующих и протестующих возгласов:

— Вы только посмотрите, это же дорога на Чивитавеккиа!

— Куда, черт возьми, смотрит водитель?

— Да он сумасшедший! Связать его!

— Вот вам, полюбуйтесь, как нас обслуживает коммунальный транспорт!

— Сейчас без десяти девять, а ровно в девять я должен быть в суде! — кричал адвокат. — Если я проиграю процесс, я возбужу дело против Управления городского транспорта.

Водитель и кондуктор отбивались как могли и до хрипоты доказывали пассажирам, что они тут совершенно ни при чем, что троллейбус перестал слушаться руля и делает все по-своему. В этот момент троллейбус и в самом деле выкинул такой фортель, что все только ахнули. Он съехал с дороги и остановился у леска, благоухающего молодой листвой.

— Ой, фиалочки! — радостно воскликнула одна синьора.