И она не смогла остановить его вовремя: они заигрались-заболтались, и это случилось, да, это случилось по телефону. Они щекотали друг друга шепоточками-шепотками, ласкали друг друга как ласкают себя, то есть наоборот, состыковались в эфире, сплелись обрубками фраз, проводами и трубками, склеились языками, слюной, восточными ласковостями, они застонали-потекли-заскользили и кончили – !!! – тремя восклицательными знаками. Анжелка от невероятного взрыва чувств, от ослепительного блаженства и облегчения разрыдалась: видит Бог, она не хотела секса по телефону, подмалевок маминого портрета ожил и ехидно осклабился, не хотела этой астральной любви, он обманул ее, змей, но это было невероятно.
Она всхлипывала, а он, ошеломленный эффектом, шептал волшебные успокаивающие слова.
– Ты обманул меня, – успокоившись, попрекнула она. – Это нечестно…
– Нечестно, но очень, очень приятно, – признался он. – Осмелюсь предположить, что доказать факт насилия невозможно.
– Свинья!.. Теперь, как честный человек, ты просто обязан со мной увидеться!
– Я готов, Анжелка, – ответил он. – Можно подавать к столу. Или хочешь потыкать вилкой?
– Нет, – сказала она, – вилкой потом. Сначала свидание. Значит, так… Завтра после работы позвони мне с Патриарших прудов. Я буду смотреть на тебя из окна. Понял?
– Так точно. Позвольте, однако, поцеловать вас на прощание – вот, скажем, в божественный прогибчик между спиной и попкой – как русскому, пламенно и нежно…
– П-шел вон, – она едва не отпрянула от трубки, – тебе, ушлому, только дай… Все, Сережка, я побежала в ванну – не хватало только подзалететь от тебя каким-нибудь сложносочиненным придаточным…
Через минуту он перезвонил на мобильник:
– А что, действительно: в принципе, если существует астральная любовь, должны быть и астральные дети…
– Забудь это слово, как дурной сон, – посоветовала она. – Это не астральная любовь. И дети у нас будут не астральные, вот увидишь.
На утро после этой веселой ночки Анжелка впервые не позвонила ему на работу, боясь заболтать праздничное ожидание встречи. До четырех она убирала в квартире, потом принимала ванну, чистила перышки, а с пяти до шести ждала звонка. К шести ее посетила безобразная догадка, что он не придет, а если и позвонит, так только ночью, за этим… Ну, что ж… Придется растолковать ему, что к чему.
Сережка позвонил в начале седьмого часа: я здесь, Инезилья, я здесь под окном, объята Севилья и негой, и сном… «И снегом, и смогом, и прочим говном!» – радостно подхватила Анжелка, подскочила к окну и ничего не увидела: совсем стемнело, только пылал алюминиевым льдом квадрат пруда, забранный в пышную раму голых ветвей, и какие-то люди, черные силуэты людей брели по темной аллее.
– Ох… – вздохнула она. – Наконец-то… Какой хоть у нас день сегодня-то?
– Вообще-то пятница.
– А число?
– Девятое декабря девяносто четвертого года. Ты где живешь – в смысле, не в каком мире, а на каком этаже?
– Ничего не слышу… Перезвони на мобильник, пожалуйста.
Она решилась. Пока он перезванивал, Анжелка впрыгнула в сапоги, накинула шубу и выскочила на лестницу.
– Как настроение? – спросила она, перебегая через дорогу в сквер.
– Как у барышни на смотринах. Хотя, наверное, тебе за деревьями не видать. Может, выйти на середину пруда?
– И провалиться под лед, да? Неужели так страшно?
– Да нет, нормально. А ты где, на каком этаже? Я что-то никого в окнах не наблюдаю. Покажи личико, Гюльчетай…
– Смотри, – сказала она, хлопая его по плечу и продолжая говорить на мобильник. – Только не убегай, очень тебя прошу…
Он обернулся, непроизвольно опустив телефон – потом, улыбнувшись, сказал в микрофон:
– Тут ко мне девушка клеится – редкой красоты, между прочим… Может быть, это ты?
– Захлопни мобильник, – попросила Анжелка.
Он сложил телефон. Лицо у него было, что называется, белее снега, а глаза грустные и веселые – правый грустный, левый веселый, но ничего, на Патриках видали и не такое. Она погладила его по щеке, потом обняла и ткнулась в воротник, в холодный воротник и теплую шею, отдающую ароматом Heritage. А он задышал ей на ухо: они были одного роста, глаза в глаза.
– И как? – прошептала Анжелка.
– Очень, – выдохнул он, закивав от полноты чувств.
– Неужели? – запела она, вжимаясь в него всем телом.
– Правда-правда…
– Интересно, как бы это звучало по телефону…
Он хмыкнул, пожал плечами. Она отстранилась, не разжимая объятий, и сказала:
– Забыла предупредить: ты имеешь право на три звонка ежедневно, можешь молчать и не отвечать на вопросы, а все, что скажешь, будет истолковано в твою пользу…
Он улыбался.
– Я сама буду говорить за двоих, так что не напрягайся. Не напрягайся и слушай. Теперь ты будешь ухаживать за мной по-настоящему, по полной программе – согласен?
Он опять закивал с энергичностью дятла; Анжелка, любуясь, с улыбкой перечисляла:
– Будешь назначать мне свидания, водить в кино, на концерты, в рестораны, провожать до дома, напрашиваться в гости и даже, черт побери, гнусно тискать в подъезде… Согласен?
– Согласен. Можно начинать?
– Что?
– Ну, не тискать, а как-нибудь эдак…