Сказки PRO…

— Работаем, цирк закончен, — громко скомандовала Ирина Федоровна, и офис снова загудел, зашелестели документы, застучали клавиатуры компьютеров, затарахтели принтеры и защелкали скоросшиватели в папках.

Что с ним произошло, Костя до конца не осознавал. Для него это было сродни мигу ликования, когда само ликование, само его содержание оказывается гораздо важнее формы выражения. Кто-то пишет смс-ки любимым и хвастается успехами, кто-то делает то же самое в кабинете у начальства, тайком, во время совещания. Кто-то никак не выражает переполняющие его производственные эмоции. А у Кости, благодаря съеденной шаверме, отыскались силы сотворить нечто более выразительное. «Верю», — сказал он сам себе. Чем не Станиславский?

— Константин Сергеевич, по-моему, сегодня вам можно идти домой и как следует отдохнуть, а в понедельник на свежую голову мы пообщаемся по поводу ваших… — сказал седой старик в костюме и запнулся, видя спокойную реакцию Кости.

— Конечно, поговорим! — согласился Костя. — За два дня я продал столько, что мне полагается чуть большая премия. Так в договоре написано. И хотя я только на испытательном сроке и понимаю, что просить что-либо неэтично, но все же попрошу подумать. Я ведь старался.

Старик покачал головой, как показалось Косте, вполне одобрительно и дружелюбно. Выходя из офисного здания на улицу, Костя впервые ощутил, что значит выложиться по полной: вслед за дикой энергией, истраченной на общение с рекламодателями, беготню по офису, оформление бумаг, пришло истощение сил. Ему снова дико захотелось шавермы, но как бы она ни была дешева у Гасана, третью за день он позволить себе не мог. Костя зашел за дом, увидел очередь, стоявшую в ларек к Гасану и полное отсутствие народа у ларька конкурентов, вздохнул, облизнулся и поспешил по своим делам.

Костя шел домой и из последних сил старался бодриться. Грустить было нечего. Успехи в рекламном отделе воодушевляли его. «Такое не снилось даже этому Павлу Витальевичу, да и Константину Александровичу тоже», — ухмыльнулся про себя Костя.

— Чего так рано? — заскрипела жена, не отрывавшая взгляд от телевизора. — А, сегодня же пятница. Ты помнишь, Костик, что сегодня пятница?

Конечно, Костя помнил, что пятница — это тот день, когда его жена обычно делает телевизор вечером потише для того, чтобы они могли уделить друг другу немного времени. Совсем немного, потому что по одному из каналов вот уже полгода по пятницам поздно вечером идет сериал про маньяков, и она ни в коем случае не должна пропустить очередную серию. Отношения Кости с женой были, мягко говоря, неформатными, и лишь каждую пятницу вечером входили в какую-никакую, но привычную стезю.

Стараясь угодить жене, Костя собирал оставшиеся силы. Возможно ли до нее было донести, что день выдался настолько горячим и изничтожающим, что их супружескую пятницу было бы лучше перенести на субботу или сразу на воскресенье? Костя понимал, что это столь же нереально, как и изобрести вечный двигатель, потому повиновался. Но это повиновение оборачивалось против него.

— Ах ты тварь, кобель проклятый! — заорала жена. — И дернуло же меня, глупую, выйти за тебя. Теперь ясно, на какую работу ты устроился! Меня уже полчаса мурыжишь, а результата никакого. Ясно, уже порадовал какую-нибудь красотку на работе, да? Быстро говори, кто она!

— Да… ты что, нету у меня никого, кроме тебя, — опешил Костя. — Просто я поел шавермы на завтрак и на обед, и потом много работал, силы израсходовались. Так же нельзя жить, даже не завтракая и все время на нервах. Нельзя. Ты слышишь меня, любимая?

— Силы? Я тебе покажу! Быстро говори, кто она! Блондинка или брюнетка? Старше тебя? Или молоденькую подцепил, тварь?

Жена грозила кулаком перед самым Костиным носом. Костя не знал, что ответить. Факты были налицо, но как объяснить, оправдаться, дать понять, что ничего такого и близко не было? Костя получил удар по лицу и ножом в сердце — первый самый что ни на есть реальный, даже в переносице что-то хрустнуло, второй не более чем моральный, но от этого не менее болезненный.

Свое горе Костя запил горькой, а когда утром проснулся — впрочем, это было уже далеко не утро — в квартире ни жены, ни большей половины вещей не было. Осталась кровать, на которой Костя лежал почему-то поперек и со связанными полотенцем руками. На голом полу стоял телевизор, в углу на полу свалены книги, с кухни исчезла почти вся посуда, микроволновка, пылесос и все остальные мелочи, представлявшие хоть малейшую ценность. Одежда Кости была тоже выброшена на пол. Как удалось все это вынести из квартиры всего за ночь и за утро, для Кости было полнейшей загадкой.

На холодильнике, который уцелел, наверное, только потому, что не проходил в дверной проем, прижатая магнитом висела записка.