Сказки PRO…

Я бежал, а сзади гурьбой меня преследовали дети под предводительством той самой девочки. Я постоянно оборачивался и не мог бежать спокойно и смотреть вперед, чтобы не наткнуться на какое-нибудь препятствие в виде дерева или ограды клумбы. Мне казалось, что обязательно найдется в толпе кто-то проворный, кто продолжит начатое и, подобрав с земли какую-нибудь очередную палку, в размаху всадит мне ее прямо под помпон. Тело в том районе стало вмиг каким-то гиперчувствительным, по спине заструился пот. Мы сделали большой круг по парку, промчались мимо аттракционов, мимо кафе, мимо толпы торговцев мороженым, поп-корном и сахарной ватой, снова вернулись к аттракционам, а оттуда на лужайку.

Мои силы были на исходе, температура внутри костюма поднялась до какой-то совершенно запредельной. Все это напоминало то ли солярий, то ли интенсивное похудение, когда в поисках лучшей фигуры люди обматывают себя садовой пленкой для парников, сверху напяливают что-нибудь шерстяное и, виляя задницей, часами деловито бегают где-нибудь в парке, изображая из себя спортсменов.

Мое тяжелое, хрипящее дыхание только раззадоривало ребятню.

— Это мой хомяк, — продолжала твердить девочка. — Если кто-то обидит моего хомяка, то я скажу папе, и он пошлет всех на х*й!

«Господи, да она тут всех детей научит сейчас ругаться матом, — подумал я.

— Хотя, лучше уж здесь и от смышленой сверстницы, чем дома от полупьяных дядь и теть».

— На х*й! — словно услышав мои мысли, грозно повторила девочка.

Дети попритихли, и это дало мне пару минут передышки. Они принялись водить вокруг меня что-то вроде хоровода: чувствуя себя загнанным зверем, я просто сидел на траве и пытался прийти в себя. Развязка наступила сама собой. Издалека вдруг послышались резкие сдавленные крики.

— Марьяна, ты чего, совсем не слышишь ничего? Тебя, бл**ь, зову. Сколько можно? Подойди, когда батя зовет, а не бегай за этим уе**щем. Оставь его, идем, мама ждет.

Господи, прости меня, но мне хотелось в тот момент разреветься. Что я мог поделать? Все происходившее казалось мне почти идеальной семейной идиллией: папа с бурным криминальным прошлым, да и, судя по всему, настоящим решает провести выходные с семьей, приводит любимую дочку в парк развлечений, нанимает ей личного аниматора, а сам с друзьями интеллигентно беседует в расположенном неподалеку кафе. Но вся идиллия рухнула так, будто ее и не было вовсе. И правильно, нечего строить догадки на пустом месте, там, где их и вовсе не должно было быть.

По парку меня гоняли дети по жаре до самого вечера. Директор парка, экзальтированная дама бальзаковского возраста, изредка выглядывала из окна своего разрисованного зайчиками и мишками вагончика, приподняв нависающие жалюзи. Видимо, проверяла, жив ли я еще.

Так получилось, что я оказался единственным аниматором на весь парк. Был еще Супермен, но у него родила жена, и он отпросился на пару недель, чтобы сделать ремонт дома, приготовиться к переезду жены с ребенком, а заодно и тещи с одной квартиры на другую. Заяц был в очередном запое, а тот, который бегал в костюме Винни-Пуха, в один прекрасный вечер, еще задолго до моего повышения по службе до аниматора, замученный детьми, послал директрису туда же, куда девочка по имени Марьяна угрожала послать всех тех, кто мешал ей играть с ее хомяком.

Вечера в парке развлечений — самая страшная картина из всех, что мне когда-либо приходилось видеть. Останавливаются аттракционы, клоуны смывают грим и становятся обыкновенными, весьма спитыми людишками, нисколечко не смешными, раздраженными, спешащими по своим неотложным делам и не находящими в себе сил даже попрощаться, сказать «До встречи!», пожелать приятного вечера. Стихает гремящая музыка, выпроваживаются последние запоздавшие посетители, почти всегда нетрезвые, требующие продолжения праздника и прокатиться на колесе обозрения «еще один разочек». Господи, если бы ты видел их, этих потных, немытых, издающих запах перегара на многие километры вокруг! И ради них мы работаем? И их мы развлекаем? Развлекаем, прости, Господи. Развлекаем, как умеем.

— Костюм не порвал еще? — спросила директриса, когда я в конце дня сидел на полянке под деревом и пытался перевести дух. — С такой беготней и недалеко до этого.

Она протянула мне чашку с водой и бумажную тарелку, на которой на салфетке лежали две сосиски в тесте: в конце дня вся нераспроданная выпечка из кафе раздавалась персоналу с собой или съедалась прямо в парке. Я только и смог, что кивнуть в благодарность, и с яростью набросился на еду.

— Я видела из конторы, как тебя ткнул палкой мальчик, — призналась директриса и пожала плечами. — Да, негодяй, но что поделать, контингенту нас такой и другого не предвидится.

— Ткнул так, что…

Мне не хотелось ругаться, а без ругани было никак невозможно объяснить, что же на самом деле произошло, и что я почувствовал. Прости, Господи, нельзя думать о других плохо, тем более о детях, но в тот момент я подумал.

— Терпи, — директриса посмотрела на меня понимающе. — На тебя у нас вся надежда сейчас, хорошую кассу делаешь, да и дети довольны.