Мария ответила ей улыбкой, которую мы бы сочли несколько лукавой! Берта же взяла большую связку ключей с крюка на двери и, напевая песенку, пошла приготовить кое-что к обеду, ибо хотя ее и можно было упрекнуть за любопытство, но все-таки она была слишком хорошей хозяйкой, чтобы из-за «вежливого рыцаря» забыть про гарнир и десерт.
Итак, Берта оставила кузину наедине со своими думами. И мы не будем мешать ей; сейчас перед нею одно за другим проходят дорогие сердцу воспоминания, вызванные из тайников ее глубоко чувствующего, верного сердца появлением красивого рыцаря. Она думает о том незабвенном времени, когда его мимолетный взгляд, пожатие руки озаряли светлой радостью ее юные дни. Она вспоминает ночи, проведенные в тихой горенке тайком от покойной тетки за плетением перевязи, светлый, веселый цвет которой пробудил ее сегодня от мечтаний. Мы не будем подслушивать, когда она, покраснев, с опущенными глазами, спросит саму себя, верно ли обрисовала кузина Берта красивый рот ее возлюбленного.
Глава 2
Праздничное шествие, о котором мы только что говорили, действительно состоявшее из командиров союзного войска, в этот день в Ульме завершило свой марш из Аугсбурга. Уважаемый читатель уже осведомлен о состоянии дел. Непреклонность герцога Ульриха Вюртембергского, известного частыми приступами гнева, а также мужеством, с которым он в одиночку противостоял объединению многих князей, наконец, неожиданный захват имперского города Ройтлингена — все это вызвало жесточайшую ненависть Швабского союза. Война казалась неминуемой, ибо Ульрих слишком далеко зашел и вряд ли бы согласился на мирные переговоры.
К сему добавлялись и личные соображения. Герцог Баварский, обиженный за сестру свою Сабину, жаждал удовлетворения, род Хуттенов хотел отомстить за своего сородича, Дитрих фон Шпет[41]
и его сподвижники надеялись смыть свое бесчестье в Вюртемберге, города и мелкие городишки стремились вернуть Ройтлинген в имперский союз, — словом, каждый развернул свои знамена и жадно настроился на кровавую добычу.Совсем другим, миролюбивым и радостным, в этом шествии был настрой Георга фон Штурмфедера, «вежливого рыцаря», пробудившего любопытство Берты и вызвавшего яркий румянец на щеках Марии. Он и сам со всей определенностью не знал, что подвигло его в поход, хотя и не был чужд военному делу.
Георг фон Штурмфедер происходил из бедного, но почтенного франконского рода и, рано осиротев, был воспитан одним из братьев своего отца. Уже в то время начинали ценить образование как украшение дворянства. Поэтому дядя и выбрал для племянника ученое поприще. Предание не повествует, насколько Георг преуспел в науках в стенах Тюбингенского университета, который был тогда в полном расцвете[42]
.До нас дошло только известие, что молодой человек гораздо больше внимания уделял барышне фон Лихтенштайн, которая жила у тетки в этом городе муз, нежели посещению кафедр знаменитейших докторов.
Рассказывают также, что эта молодая госпожа, со строгим, почти мужественным характером, не обращала внимания на все ухищрения ее поклонников. Уже тогда были известны многочисленные уловки и военные хитрости для покорения неприступных сердец, да и юноши старого Тюбингена лучше изучали Овидия[43]
, нежели нынешние студенты. Однако ни ночные серенады, ни дневные сражения за внимание юной красавицы не принесли успеха. Лишь одному претенденту удалось расположить к себе ее сердце, и это был Георг.Как часто случается при тайной страсти, влюбленные никому не открыли, когда и где вспыхнул луч взаимопонимания, и мы зайдем слишком далеко, если рискнем проникнуть в сладкую тайну первой любви, принявшись рассказывать о вещах, не подкрепленных историческими свидетельствами. Рискнем лишь предположить, что парочка дошла до той степени любовной страсти, когда люди, теснимые внешними обстоятельствами, как бы утоляя горечь разлуки, клянутся друг другу в вечной любви и верности.
Тетка в Тюбингене приказала долго жить, и господин фон Лихтенштайн велел привезти к нему его дочурку, с тем чтобы послать ее для дальнейшего образования в Ульм, где у него была замужняя сестра.
Роза, старая служанка Марии, заметила, что горючие слезы и тоска, с каковыми Мария беспрестанно оглядывалась из носилок, относились не только к улицам, которым они должны были сказать последнее прости.
Вскоре к Георгу прибыло послание, в котором его дядя спрашивал: не довольно ли он сделался ученым за эти четыре года?
Этот вопрос очень обрадовал Георга: со времени отъезда Марии кафедры знаменитых докторов, мрачный холмистый город и даже прелестная долина Неккара стали ему ненавистными.