Сказки, рассказанные на ночь

Со всей серьезностью она начала петь:

Любовь — что значит это слово?
Я так неискушен, скажите ж, господа,
Вы все, кому любить не ново:
Ну почему любви присуща боль всегда?
Любовь для радости дана,
Любовь печальная любовью быть не может,
Так верно ли она любовью названа?

— Откуда ты знаешь эту старую швабскую песню? — спросила Мария, с удовольствием внимая бесхитростному напеву.

— Не правда ли, она прелестна? Но дальше еще красивей, если ты хочешь послушать. Меня ей научил в Нюрнберге майстерзингер Ханс Сакс[55]. Но это не его песня, а Вальтера фон дер Фогельвайде, который жил и любил триста лет тому назад. Послушай-ка:

Коль правильно мое суждение
О существе любви, скажите «да» в ответ.
Любовь — двух душ соединенье.
Без разделенных чувств любви счастливой нет.
Но груз любви неразделенной
Для сердца одного невыносим.
Так помоги мне, госпожа, не будь неблагосклонной.

— Так ты разделила любовь с бедным молодым юнкером? — плутовато спросила Берта покрасневшую кузину. — Кузен Крафт тоже хотел бы разделить любовь со мною, но пусть до поры до времени один несет эту тяжесть. Однако ты опять помрачнела. Спою-ка я тебе еще одну песню старого Вальтера:

Я ж ее и видел только раз,
Но доныне ей дивлюсь, как чуду.
Или так близка она от глаз,
Что без глаз мне видится повсюду?
Как такое колдовство прекрасно:
Видеть милую не видя, видеть всюду и всечасно.

Люди спросят: «Что ж за колдовство?

За сто миль глаза твои глядят!»
Это мысли сердца моего
И сквозь стены видят милый взгляд.
Будьте вы хранителями ей,
Чувства, чьи глаза всезрящи, страсть и жар души моей.

Доживу ль узнать, что мне в ответ

На меня без глаз она глядит,
Каждой мыслью мне стремится вслед
И любовь мою вознаградит.
Пусть я милой буду мил,
Пусть любовью мне ответит: ей любовь я подарил![56]

Мария похвалила песню Вальтера фон дер Фогельвайде, сказав, что это хорошее утешение в час разлуки. Берта согласно кивнула.

— А я знаю еще одну песенку, — улыбнулась она и запела:

И она умчалась вдаль.
Сквозь стены смотрит милый взгляд.
Глаза его не прячут больше тайн:
Устремлены они сквозь Альпы, в Лихтенштайн!

Не успела Берта допеть свою песенку, как калитка распахнулась, раздались мужские голоса, и девушки встали, чтобы приветствовать долгожданных гостей.

— Господин фон Штурмфедер, — обратилась к рыцарю, после того как поздоровалась, Берта, — простите, что я отважилась пригласить вас в сад моего отца, но кузина Мария хочет через вас дать некое поручение для своей подруги. Ну а мы немножко прогуляемся, — она обернулась к господину Крафту, — чуть-чуть поболтаем о вчерашнем вечере.

И с этими словами взяла кузена за руку и повела его в тисовую аллею. Георг подсел к Марии. Она склонилась к нему на грудь и горько расплакалась. Плакала и плакала. Все нежные слова, которые он шептал, не могли остановить ее слез.

— Мария, ты же всегда была мужественной, почему же теперь смиряешься с судьбою и отказываешься от надежды?

— Надежды… — печально повторила девушка. — У нас нет никакой надежды.

— Выслушай меня. В это как раз я не верю. Любовь так глубоко и прочно поселилась в моем сердце, ничто не сможет ей навредить.

— Значит, ты все еще надеешься? Тогда выслушай меня. Я должна открыть тебе тайну, настолько важную, что это связано с жизнью отца. Отец мой — заклятый враг Швабского союза и друг герцога. Он прибыл сюда не столько из-за дочери, сколько по делам, чтобы разведать планы союза и, по возможности, деньгами и словами их спутать. Как ты думаешь, отдаст ли противник союза свою единственную дочь юноше, который может стать причиной нашей гибели, человеку, примкнувшему к тем, кто жаждет добычи?

— Твоя горячность может далеко завести, Мария, — прервал ее Георг, — разве ты не знаешь, что в этом воинстве служат и благородные люди?

— Даже если это так, — поспешила возразить Мария, — то они обмануты, так же как обманут и ты.