Сказки, рассказанные на ночь

— Вы так удивлены, уважаемый гость, — заметил рыцарь, увидев, каким взглядом Георг обводит его самого и его жилище. — Может, вы ждали, что я стану жаловаться? Но о чем мне сожалеть? В моем несчастье мне никто не поможет, поэтому лучше сделать хорошую мину при плохой игре. И разве я здесь не живу лучше любого князя? Видели ли вы просторные переходы и огромные залы моего дворца? Разве их стены не отливают серебром? А своды не сверкают, как жемчуга и алмазы? Неужели вас не очаровали украшенные смарагдами и рубинами колонны? А… вот и Ханс, мой виночерпий, идет с вином. Скажи-ка, дорогой, это все, что в кубке?

— Воды, чистой, как хрусталь, здесь полно, — улыбнулся музыкант, проникшийся веселым настроением своего сотоварища, — кроме того, есть еще и немного вина, как раз на три кубка. Но поскольку у нас сегодня гость, найдется кое-что и для него. Нынче я прихватил полный кувшин старого ульбахского и поставил его там же.

— Это ты хорошо сделал, — обрадовался рыцарь-изгнанник, и его глаза сверкнули от нежданной радости. — Не подумайте, господин Георг, что я кутила и пьяница, но хорошее вино — вещь благородная, люблю в приятном обществе пустить чашу по кругу. Принеси же сюда кувшин, мой дорогой виночерпий, мы будем пировать, как в старые добрые времена. Хочу выпить свой кубок за прежний блеск рода Штурмфедеров!

Георг поблагодарил и осушил кубок.

— Хочу ответить честь по чести, — поклонился он. — Я не знаю вашего имени, рыцарь, но выражаю вам свое почтение. Желаю вам вскоре победоносно вернуться в замок ваших предков! И пусть благоденствие сопутствует вашему роду во веки веков!

Едва Георг, произнеся тост, собрался поднести кубок к губам, как из глубины подземелья раздались голоса: «Во веки веков, во веки веков!»

Пораженный юноша опустил кубок.

— Что это? — спросил он. — Разве мы не одни?

— Это мои вассалы — духи, — улыбнувшись, ответил рыцарь, — или, если хотите, эхо сопутствует вашим дружеским пожеланиям. Я часто, — продолжал он, посерьезнев, — в благополучные времена слышал сотни приветливых голосов, славящих доброту и блеск моего рода, но никогда не был так тронут, как сейчас, когда мой единственный гость провозглашает славу и ему вторят скалы подземного мира. Наполни кубок, Ханс, и тоже выпей. Если ты знаешь какое-нибудь доброе присловье, так скажи же его нам.

Музыкант наполнил кубок и весело посмотрел на Георга.

— Пью за ваше здоровье, юнкер, и еще кое за кого. За барышню из Лихтенштайна!

— О, да, да! Пейте же, юнкер, пейте! — расхохотался изгнанник так, что стены задрожали. — Выпейте до дна. Пусть она цветет для вас! Ты хорошо поступил, Ханс. Посмотри, наш гость залился румянцем, видишь, как заблестели его глаза, будто он уже ее целует! Не стесняйтесь, юнкер. И я был когда-то влюбленным, и я знаю, что такое счастье для молодого человека двадцати четырех лет.

— О бедный человек! — воскликнул Георг. — Вы были влюблены и были женихом! Может быть, вам пришлось оставить милую жену и хороших детей?! — И тут он почувствовал, произнося эти слова, как его кто-то сильно потянул за плащ, а обернувшись, увидел, что музыкант делает ему большие глаза, как бы предостерегая не произносить что-либо подобное.

Юноша раскаялся в своих словах, заметив, как помрачнел несчастный изгнанник и какой он взгляд бросил на Георга, говоря:

— Мороз в сентябре уничтожает то, что дивно цвело в мае. Не стоит спрашивать о том, что было. Моих детей я оставил на руках грубых, но добрых кормилиц, они будут их охранять, пока, дай бог, отец не вернется.

Он проговорил это глухим, взволнованным голосом, однако затем, как бы желая прогнать печальные мысли, провел рукой по лбу, и впрямь морщинки разгладились, и голос зазвучал веселее:

— Ханс может подтвердить, что я уже давно хотел видеть вас, господин Штурмфедер. Он рассказал мне о странном ночном покушении на вашу жизнь. Вас, верно, приняли за другого человека, который, воспользовавшись минутой, успел спастись.

— И я весьма тому рад, — ответил Георг. — Почти готов поверить, что меня приняли за самого герцога, так как за ним, вероятно, бдительно следили. Если он спасся, то я нисколько не сетую, что получил отменный удар.

— Ох, но ведь удар, который вас настиг, мог быть смертельным!

— Кто идет на войну, — ответил Георг, — должен быть готовым ко всякому. Конечно, всегда лучше пасть от руки противника в честном бою, когда твои товарищи поблизости и могут оказать последнюю дружескую услугу. Но повторись подобное, я бы все равно вновь поступил так же, лишь бы отвратить руки убийц от герцога!

Изгнанник признательно посмотрел на юношу и пожал ему руку.

— Вы, кажется, принимаете большое участие в герцоге, — сказал он, устремив на Георга свои проницательные глаза, — этого я, признаться, не ожидал. Мне говорили, что вы поддерживаете союзников.