Проговорив это, она снова свистнула. На ее зов сбежалось много морских свинок, одетых по-человечьи, с подвязанными кухонными фартуками, половниками и ножами, заткнутыми за пояс; за ними прискакали белочки в широких турецких шароварах, на головах — зеленые бархатные шапочки. Они ходили на задних лапках и, должно быть, были поварятами, судя по тому, как быстро взбирались по стенам и спускались вниз со сковородками и горшками, с яйцами и маслом, пряностями и мукой и подносили все это к очагу. Там взад и вперед сновала старуха в своих туфлях из скорлупы кокосовых орехов, мальчик видел, что она старается сварить что-то отменное.
Огонь затрещал веселей, на сковородке что-то зашкворчало, кухню заполнил необыкновенно приятный запах. Старуха все еще бегала туда-сюда, белки и морские свинки носились вслед за ней. Каждый раз когда она проходила мимо очага, то непременно совала свой длинный нос в горшок. Наконец варево закипело и заклокотало, повалил пар, поднявшаяся пена брызнула на огонь. Тогда старуха сняла горшок, вылила содержимое в серебряную чашку и поставила ее перед Якобом.
— Так вот, сынок, — проговорила она, — отведай-ка супчика, и тогда получишь все, что тебе во мне понравилось! Кстати, можешь и сам стать искусным поваром, но вот травки, да-да, травки тебе нипочем не найти. Отчего ее не было в корзине у твоей матери?
Якоб не понимал, о чем она говорит, но усердно орудовал ложкой, суп ему очень понравился. Матушка тоже нередко варила лакомые кушанья, но ничего подобного он не едал. От супа исходил пленительный дух зелени и кореньев, он был кисло-сладким и необыкновенно наваристым. Пока мальчик доедал последние капли вкуснейшего угощения, морские свинки зажгли арабские благовония, от которых по комнате пошли голубоватые клубы дыма. Кольца приторных благовоний сгущались и сгущались, аромат курений усыплял мальчика. Когда он приходил в себя, ему хотелось сказать, что пора возвращаться к матери, пытался встать, но снова погружался в дурман, а под конец и вовсе заснул на диване у старухи.
Причудливые сны привиделись мальчику. Снилось ему, что старуха сняла с него одежду и обрядила в беличью шкурку. Теперь он мог прыгать и лазить почище белки, он познакомился с другими белками и морскими свинками, народцем весьма ловким и учтивым, они вместе несли службу при старухе.
Сначала он исполнял обязанности чистильщика сапог, то есть должен был смазывать маслом и начищать до блеска кокосовые скорлупки, которые их госпожа носила вместо туфель. С этим делом он отлично справлялся, так как в отцовском доме не раз занимался подобной работой. Спустя год, снилось ему дальше, его допустили к более ответственному делу: вместе с белочками пришлось ловить солнечные пылинки, потом, когда они скапливались, просеивать их через тонкое сито. Хозяйка почитала солнечные пылинки нежнейшей материей на свете и потому, не имея больше зубов, приказывала печь из них для нее хлеб.
Еще через год его перевели в разряд слуг, собирающих питьевую воду. Не подумайте, что для этого закопали цистерну или поставили во дворе бочку, где скапливалась дождевая вода, все было гораздо сложнее — белки, а с ними и Якоб, собирали росу из роз, она-то и служила питьевой водой. А пила старуха непомерно, потому и водоносам приходилось туго.
Минул год, и его отправили выполнять работу по дому: главной заботой теперь стало содержать в чистоте полы, а так как они были стеклянными, то на них видно было даже дыхание. Приходилось натирать полы щеткой, скользить по ним взад-вперед для пущего блеска, привязав к ногам суконки.
На четвертом году он был наконец допущен к кухне. Это была почетная должность, к которой можно пробиться, лишь пройдя долгие испытания. Якоб из поваренков дослужился до старшего мастера-паштетника и приобрел колоссальный опыт в кулинарном деле, чему он сам в душе дивился, так как научился быстро и вкусно готовить самые изысканные блюда: паштеты, в состав которых входили двести ингредиентов, нежнейшие питательные бульоны и наваристые супы, приправленные зеленью и кореньями всех существующих на свете трав.
Так пролетели на службе у старухи семь лет. Как-то раз она собралась уходить, сняла свои кокосовые башмаки, взяла клюку и корзинку, а ему приказала ощипать курочку, начинить ее зеленью и, слегка подрумянив, зажарить к ее возращению. Он проделал это по всем правилам кулинарного искусства: свернул курочке шею, ошпарил кипятком, ловко ощипал, поскоблил кожу, чтобы та стала нежной и гладкой, наконец выпотрошил, затем стал собирать зелень для начинки.