Сказки Рускалы. Василиса (СИ)

До того жалкий вид у Потапа — самой расплакаться захотелось. Сидит на площади, глазки в пол — вздыхает, чуть слезы не роняет. И ведь может улететь, но отчего-то не тикает.

— Васенька, пойдем уже, — друг потянул меня за руку.

— Куда? Ты чего, Ярка?! Видишь же — загубят аспида!

— Загубят и загубят, тебе что с того? — удивленно уставился на меня кузнец.

— Жалко его, — стыдливо подняв глаза, надеялась на понимание Яра.

— Аспида жалко?! — оторопел друг. — Вася, пойдем, говорю! Не наше это дело.

Безразличие Яра только пуще душу разбередило. Мне и птичку на морозе жалко, а тут аспид поневоле на смотрины выставлен. Еще неизвестно, чем бой окончится — драться-то отказывается. Вон, молодец уже кошель от пояса отвязал, меч у товарища спрашивает.

— Много ли тебе чудище должно? — выпалила я.

— Сотню золотом. Тебе к чему его долг? — мужик, заинтересовавшись, тут же подался в нашу сторону. Сотни у меня не наберется. Хорошо, если половина в кошельке имеется. Зарубят бесславно такую красотищу на ярмарочной площади. — Так что? — вплотную приблизившись, мужик поглядывал на мой кошелек. — Деньжат за него дать хочешь?

— Хочу, да сотни у меня нет.

— Не слушай ее, мил-человек, хворая умом девица, — оправдывал меня друг.

Аспид с интересом глядел на нас — видать, признал знакомых. В желтых глазах змея заиграла надежда, вид от того еще жалостливее стал.

— Ничего не хворая, — огрызнулась я. — Сотни нет, но пятьдесят наберу. Знаю его, — кивнула я на Потапа, — он драться не станет. Весь день стоять будешь — только деньги потеряешь, а шкуру снять умудриться надобно.

Мужик серьезно призадумался. Поглаживая расшитый кафтан, он переводил взгляд с аспида на меня и щурил глаз:

— Добро! Давай полсотни и пусть летит отсюда. Надоело с ним возиться — сил нет.

Пересчитав содержимое кошелька, забрала три лишних золотых. Мужик звякнул монетами в мешочке и изобразил добрую улыбку:

— Давай отсюда, пока я не передумал!

Потап, забыв о печали, безо всяких благодарностей в мою сторону, расправил огромные кожаные крылья, нагоняя тень на собравшихся. Народ заохал, кто-то завизжал, обернулись царские прислужники. Аспид, пригнув длинную шею к земле, грохоча огромными лапами, разбежался и взмыл в подернутое тонкими облаками небо. Народ только с ног повалился и пуще гам поднял. Чуть сама наземь не упала — Ярка удержал.

— Затопчут! — кричал друг, укрывая меня от обезумевших. — Давай в обратную сторону!

Доля всегда и все взвешивает ровно — если пуд добра с утра получила, то пуд лиха в обед ожидать надобно. Сколько бы я не отмахивалась от этой приметы — сбывается, хоть тресни.

Последние деньги за Потапа отдала — мое решение, но вот оказию в ярмарочных конюшнях не могла угадать. Оказывается, чтобы забрать нашу лошадку нужно приплатить конюху еще раз. Сдал лошадь — отдай и задаток, а потом гуляй, сколько влезет. Только как скотину забрать соберешься, заплати вторую часть, иначе иди куда шел — пешком, конечно. Правила подкреплены указом Гороха — подпись, печать. Сколькие по незнанию коней лишились в пользу царских конюшен — представить страшно. Конюх запросил аж двадцать золотых, а у нас Яром всего пятак на двоих.

— Съездил в столицу, — сердито бурчал друг.

— Ярушка, прости, — у меня сердце от вины разрывалось.

— Ладно, Вась. Я же не на тебя злюсь.

— Правда? — метания в груди немного поутихли.

— Правда-правда.

Вздыхая, друг наблюдал, как нашу кобылу передают в руки добрых молодцев из царского патруля.

— Надо к кому-то прибиться, — искала выход, чтобы хоть как-то подбодрить Ярку, — может, на телеге довезут добрые люди до Трактового, а там за пару золотых клячу какую-никакую выторгуем.

— Васенька, — Яр вдруг поменялся в лице, в глазах заиграли озорные огоньки, — ты поезжай домой, а я тут останусь.

— Ты чего такое говоришь, Ярушка?

Огоньки во взгляде кузнеца быстро превращались в настоящий пожар — настойчивый и беспощадный.

— Дождусь возвращения царских колдунов в Первоград и попрошусь в ученики. Когда мне еще такая удача выпадет, Вась? Просижу в кузнеце до старости, так ничего и не добившись.

— Счастье оно ведь не только в странствиях да в колдовстве…

— В чем же еще-то?

— Хоть бы в любимых, в землях вольных, в работе, что спорится, ежели сердце поет…

Друг словно и не слышал моих слов. Мыслями он уже поступил в ученики, а возможно, и грамоту получил — видела в серых глазах Ярушки, как билась мечта, будто птица в клетке, все выбраться на свободу пыталась.

— Вась, а оставь мне книжку теткину. Позанимаюсь, пока колдунов ожидаю.

— Что ты?! Ты что?! Нельзя книгу передавать кому попало…

— Значит, я — кто попало?! — мгновенно рассвирепел кузнец. — Так, значит?!

— Ярушка, не то сказать хотела, — спешила оправдаться с дрожью в груди.

— Что хотела, то и сказала! — исподлобья глядел Яр. — Не поминай лихом, Василиса Дивляновна.