Сказки русских писателей

Птицы раздвинулись и пустили вперёд Бекасика-песочника, который подошёл к самому трубочисту на своих тоненьких ножках.

– Дяденька, это неправда.

– Что неправда?

– Да червячка-то ведь я нашёл… Вон спросите уток – они видели. Я его нашёл, а Воробей налетел и украл.

Трубочист смутился. Выходило совсем не то.

– Как же это так?.. – бормотал он, собираясь с мыслями. – Эй, Воробей Воробеич, ты это что же, в самом деле, обманываешь?

– Это не я вру, а Бекас врёт. Он сговорился вместе с утками…

– Что-то не тово, брат… гм… да! Конечно, червячок – пустяки; а только вот нехорошо красть. А кто украл, тот должен врать… Так я говорю? Да…

– Верно! Верно!.. – хором крикнули опять все. —

А ты всё-таки рассуди Ерша Ершовича с Воробьём Воробеичем. Кто у них прав?.. Оба шумели, оба дрались и подняли всех на ноги.

– Кто прав? Ах вы, озорники, Ёрш Ершович и Воробей Воробеич!.. Право, озорники. Я обоих вас и накажу для примера… Ну, живо миритесь, сейчас же!

– Верно! – крикнули все хором. – Пусть помирятся…

– А Бекасика-песочника, который трудился, добывая червячка, я накормлю крошками, – решил трубо-

чист. – Все и будут довольны…

– Отлично! – опять крикнули все.

Трубочист уже протянул руку за хлебом, а его и нет. Пока трубочист рассуждал, Воробей Воробеич успел его стащить.

– Ах, разбойник! Ах, плут! – возмутились все рыбы и все птицы.

И все бросились в погоню за вором. Краюшка была тяжела, и Воробей Воробеич не мог далеко улететь с ней. Его догнали как раз над рекой. Бросились на вора большие и малые птицы. Произошла настоящая свалка. Все так и рвут, только крошки летят в реку; а потом и краюшка полетела тоже в реку. Тут уж схватились за неё рыбы. Началась настоящая драка между рыбами и птицами. В крошки растерзали всю краюшку, и все крошки съели. Как есть ничего не осталось от краюшки. Когда краюшка была съедена, все опомнились и всем сделалось совестно. Гнались за вором Воробьём да по пути краденую краюшку и съели.

А весёлый трубочист Яша сидит на бережке, смотрит и смеётся. Уж очень смешно всё вышло… Все убежали от него, остался один только Бекасик-песочник.

– А ты что же не летишь за всеми? – спрашивает трубочист.

– И я полетел бы, да ростом мал, дяденька. Как раз большие птицы заклюют…

– Ну, вот так-то лучше будет, Бекасик. Оба остались мы с тобой без обеда. Видно, мало ещё поработали…

Иван Крылов

Лев и Лисица

      Лиса, не видя сроду Льва,

С ним встретясь, со страстей осталась чуть жива.

Вот, несколько спустя, опять ей Лев попался,

      Но уж не так ей страшен показался.

      А третий раз потом

Лиса и в разговор пустилася со Львом.

      Иного так же мы боимся,

      Поколь к нему не приглядимся.

Обоз

      С горшками шёл Обоз,

      И надобно с крутой горы спускаться.

Вот, на горе других оставя дожидаться,

Хозяин стал сводить легонько первый воз.

Конь добрый на крестце почти его понёс,

      Катиться возу не давая;

А лошадь сверху, молодая,

Ругает бедного коня за каждый шаг:

      «Ай, конь хвалёный, то-то диво!

      Смотрите: лепится, как рак;

Вот чуть не зацепил за камень; косо! криво!

      Смелее! Вот толчок опять.

А тут бы влево лишь принять.

      Какой осёл! Добро бы было в гору

Или в ночную пору, —

      А то и под гору, и днём!

      Смотреть, так выйдешь из терпенья!

Уж воду бы таскал, коль нет в тебе уменья!

      Гляди-тко нас, как мы махнём!

      Не бойсь, минуты не потратим,

  И возик свой мы не свезём, а скатим!»

Тут, выгнувши хребет и поднатужа грудь,

  Трону́лася лошадка с возом в путь;

  Но только под гору она перевалилась,

Воз начал напирать, телега раскатилась;

Коня толкает взад, коня кидает вбок;

      Пустился конь со всех четырёх ног

На славу;

      По камням, рытвинам, пошли толчки,

Скачки,

Левей, левей, и с возом – бух в канаву!

            Прощай, хозяйские горшки!

Как в людях многие имеют слабость ту же:

Всё кажется в другом ошибкой нам;

  А примешься за дело сам,

  Так напроказишь вдвое хуже.

Белка

В деревне, в праздник, под окном

      Помещичьих хорóм,

Народ толпился.

На Белку в колесе зевал он и дивился.

Вблизи с берёзы ей дивился тоже Дрозд:

Так бегала она, что лапки лишь мелькали

      И раздувался пышный хвост.

«Землячка старая, – спросил тут Дрозд, – нельзя ли

      Сказать, что делаешь ты здесь?» —

«Ох, милый друг! тружусь день весь:

Я по делам гонцом у барина большого;

      Ну, некогда ни пить, ни есть,

      Ни даже духу перевесть». —

И Белка в колесе бежать пустилась снова.

«Да, – улетая, Дрозд сказал, – то ясно мне,

Что ты бежишь, а всё на том же ты окне».

      Посмотришь на дельца иного:

Хлопочет, мечется, ему дивятся все:

      Он, кажется, из кожи рвётся,

Да только всё вперёд не подаётся,

      Как Белка в колесе.

Обезьяны

Когда перенимать с умом, тогда не чудо

      И пользу от того сыскать;

      А без ума перенимать,

      И боже сохрани, как худо!

Я приведу пример тому из дальних стран.

      Кто Обезьян видал, те знают,

      Как жадно всё они перенимают.

      Так в Африке, где много Обезьян,

           Их стая целая сидела

По сучьям, по ветвям на дереве густом

      И на ловца украдкою глядела,

Как по траве в сетях катался он кругом.

Подруга каждая тут тихо толк подругу,

           И шепчут все друг другу:

           «Смотрите-ка на удальца;

Затеям у него так, право, нет конца:

           То кувыркнётся,

           То развернётся,

           То весь в комок

           Он так сберётся,

      Что не видать ни рук, ни ног.