В России Александр Клионер стать продюсером не сумел («жёсткая коммунистическая цензура, удушение всяческих свобод, включая творческое самовыражение, несогласие с политикой режима», — объяснял он решение эмигрировать), зато он многого нахватался, работая в группе Леденцова, создателя нескольких нашумевших и рентабельных порнофильмов. В числе этих фильмов была «Семиклассница»; для этого фильма Клионеру поручили подыскивать актёров. Скользкое было, конечно, занятие, но школьники в очередь выстраивались, чтоб поучаствовать в сценах оргий, да ещё заработать за съёмочный день от тридцати до пятидесяти долларов.
«Вот бы такие расценки в Америке»! — вздыхал ностальгически Клионер. И как не вздыхать, если даже Гале, главной героине «Семиклассницы», заплатили за фильм полторы тысячи. Всего полтора куска! А декорации! «Выстрел Авроры», другой нашумевший фильм Леденцова, снимался не где-то, а прямо на крейсере. Конечно, испрашивая у властей официальное разрешение воспользоваться крейсером для съёмок, пришлось слегка исказить истину, — пришлось сообщить, что будет сниматься кинокартина о революции. Когда после выхода фильма в свет власти открыли, что «Выстрел Авроры» — это чистейшая порнография, а под выстрелом разумелось нечто совершенно неприличное, Леденцов хладнокровно заявил, что под революцией подразумевалась сексуальная революция. При этом за аренду исторических объектов, включая даже Смольный дворец, Леденцов платил просто гроши — не больше трёхсот-пятисот долларов.
Клионер шампанское оценил, хотя не любил мешать его с водкой. Лестно отозвавшись о работе Клионера, Абадонин завёл с ним разговор о том, что порнофильмы — дело нужное, но, к сожалению, их создатели идут по проторенным дорогам, отсюда банальность, шаблон, плагиат, и, как следствие, маленькие доходы. А надо расшевеливать воображение, искать новизну, уникальность, свежесть, и почему бы, например, не создать, наконец, такой порнофильм, в котором участвовали бы животные (не только люди, но и животные, — повторил он, заметив, что Клионер представил сцену из жизни животных, а не смешал животных с людьми).
— Не слишком ли смело? — спросил Клионер, пытаясь припомнить незнакомца. — Ведь это называется содомией.
— Содомия — это тот же ярлык, который навешивают невежды на то, что они не понимают, — парировал Абадонин. — Проведите общественный опрос, и вы поразитесь, как мало людей знают, что в странах Среднего Востока признаётся исламский закон: после сексуального сношения с овечкой поедать её мясо — смертный грех. Или кто из ваших знакомых имеет сведения о том, что законы Ливана позволяют сексуальные связи с животными, но все эти животные должны быть самками. А связь с самцами карается казнью.
— Я тоже не знал, — сказал Клионер. — Но боюсь, это рискованное предприятие.
— В чём именно риск? — спросил незнакомец.
— Засудят. И деньги не вернёшь.
— Бросьте. Легальный риск — нулевой. Нам с блеском помогут Конституция и борьба за свободу слова. А деньги… Беру на себя финансирование.
Клионер попал на крючок, но набивал себе цену молчанием.
— Да что брать страны Среднего Востока. Сексуальные связи с животными широко, но негласно распространены и в покинутой вами России. Вот, не далее, как сегодня, я услышал любопытную историю. О том, как в одной глухой деревне некий Зиновий…
Абадонин задумался о чём-то.
— Так что? — не выдержал Клионер.
— Вы ведь не спешите уходить?
— Да нет, время есть, — сказал Клионер.
— Давайте-ка лучше сделаем так. Человек, рассказавший эту историю, сегодня присутствует в ресторане, он среди гостей именинника. Несколько позже я вас сведу, и вы ту историю услышите из уст, разумеется, не из первых, но, гарантирую, не из последних… Да, вы случайно не знакомы с творчеством Владимира Курихина?
— Что-то слышал, — сказал Клионер, не желая лицом ударить в грязь.
— А ничего, если не слышали. Обо всех, обо всём невозможно слышать. Так вот, этот Владимир Курихин умудрился поставить садомазохистскую драму «Гляжу в озёра синие» на сцене Кремлёвского театра. И даже сумел привлечь к главной роли солистку Стокгольмской оперы. Я присутствовал на премьере. Во время арий по сцене прохаживались натуральные гуси и козы. В анонсе премьеры говорилось: «Убедительно просим зрителям при виде животных не волноваться и не быть в отношении к ним агрессивными». Тем не менее, эротика спектакля так взволновала некоторых зрителей, что они с вожделением смотрели на проходящих гусей и коз. Узрев их лихорадочные взгляды, я подумал, что было бы здорово поставить эротический спектакль, и назвать его, скажем, «Пизанская Башня», в котором бы люди смешались с животными, и всё бы пронзила гуманная мысль о глобальном единстве природы, о том, что все мы, и люди, и гуси, в конце концов, вышли из амёбы.
— Интересно, — сказал Клионер, делая заметки в маленьком блокнотике.
— А почему «Пизанская Башня»?